Девятые Звездные войны - Гамильтон Эдмонд Мур
— Вряд ли,— ответил Пис,— просто мне показалось, что стержни встречаются под какими-то странными углами. У меня закружилась готова, и...
— Прошу прощения,— озабоченно сказал официант, окинув машину времени критическим взглядом и, ухватившись за клетку обеими руками, принялся с силой выкручивать ее, пока углы и линии не выпрямились.
— На прошлой неделе на нее случайно уселся шеф-повар,— пояснил официант,— и с тех пор она стала какой-то чудной.
Интересно подумал Пис, неужели машины времени — еще одна важная область моего невежества?
— Вот уж не ожидал увидеть...
— О, эта модель — одноступенчатый интровертор — вполне легален на Аспатрии. Чрезвычайно удобно состаривать виски... Послушайте моего совета, сэр, не дайте омару умереть от старости!
Официант выключил машину времени и щипцами вытащил из аквариума исполинского теперь омара, который злобно уставился на Писа, шевеля усами и щелкая клешнями.
— И что я еще и ел ЭТО?— вскричал Пис.— Мерзкое чудовище! Убрать немедленно!
— Он будет умерщвлен, сэр, и приготовлен по вашему...
— Нет! Унесите и... дайте мне бифштекс!
Официант уронил монстра в аквариум и, беззвучно ругаясь, покатил столик в направлении кухни. Пис с толком использовал предоставленное ему дополнительное время, посвятив его изучению окружающих и дав им несколько прекрасных возможностей рассмотреть себя. Однако ни на одном лице не мелькнуло интереса, не почувствовал Пис ни единого шевеления и в своей собственной памяти, и мысль о том, что следовало дождаться вечера, превратилась в уверенность. Но никогда, если только не произойдет чуда, не войдет он больше в "Голубую лягушку".
Прибыл бифштекс, и Пис съел его медленно, выигрывая время, придираясь к каждой мелочи, горячо споря о винах и ликерах. Метрдотель быстро раскусил тактику Писа, и когда тот отверг третью разновидность зубочистки, расставил у каждого выхода из зала по официанту. Рассмотрев их Пис решил, что они все значительно крепче и мускулистее, чем требует их непосредственная обязанность. Посетители постепенно покидали ресторан, официанты же оставались на своих местах, сверля Писа взглядом. И вот настал момент, когда Пис остался один в огромном зале. Официант, прислуживавший ему последние два часа, приблизился к столику с угрюмо выжидательным видом. В руках его был антикварный бакелитовый поднос, точно в центре которого лежал счет Писа.
Официант отвесил формальный поклон.
— Это все, сэр?
— Нет!— Дав этот единственный возможный в данной ситуации ответ, Пис мобилизовал все свои умственные ирусурсы в попытке придумать подходящее продолжение.— Нет, это не все. Ни в коем случае. Как вы могли такое подумать?
Официант поднял брови.
— Что еще желает, уважаемый сэр?
— Принесите мне...— Пис в раздумье наморщил лоб.— Принесите мне... то же самое!
— Сожалею, сэр, но это невозможно.
Официант положил счет перед Писом и сложил руки на груди.
Просмотрев счет, Пис выяснил, что потратил примерно годовое жалование легионера, и внутренности его взыграли. Это чувство, будучи в высшей степени неприятным, подсказало ему, однако, путь спасения.
— Где у вас тут,— спросил он, поднимаясь,— туалет?
Официант преувеличенно тяжело вздохнул и показал на отделанную деревом дверь в противоположной стене зала. Пис гордо прошествовал в туалет и, не оборачиваясь, спиной ощутил, как напряглись официанты-переростки. С треском захлопнув за собой дверь, Пис очутился в крохотной комнатке, единственным обитателем которой был робот с двенадцатью блестящими руками, каждая из которых заканчивалась рулоном туалетной бумаги.
— Надеюсь, сэр насладился великолепной едой,— подобострастно пробормотал робот.— Мои анализаторы сообщают, что на обед был бифштекс и потому, чтобы достойно завершить день удовольствий, позвольте сообщить, что к бифштексу рекомендуется мягчайшая, ароматнейшаая бумага Суперсик-Трехслойный, изготовленная из древесины ливанских кедров и покрытая...
— Сам подтирайся,— огрызнулся Пис, отмахнулся от розового рулона, несшегося к нему на конце телескопической руки” открыл следующую дверь и очутился в самом туалете. По сторонам располагались кабинки, на противоположной стене — ряд раковин, а над ними окошко. Пис бросился прямо к нему, но оно было забрано стальными прутьями толщины достаточной, чтобы удержать стадо разбушевавшихся горилл.
Не теряя ни секунды, Пис ворвался в дальнюю кабинку, замкнул дверь, сбросил ботинки, поставил их так, чтобы было чуть-чуть видно из-под двери, и — с ловкостью, рожденной отчаянием — взлетел на стенку. Не осмеливаясь думать о том, что можно поскользнуться, он промчался по верхушкам разделяющих кабинки стенок и нырнул в ближайшую к выходной двери кабинку. Ее дверь была частично приоткрыта, и Пис еле втиснулся в крохотное треугольное убежище. Спустя несколько секунд до него донесся топот множества ног и громкий стук в запертую им дальнюю дверь.
Выждав, пока все преследователи пробегут мимо его убежища, Пис выскочил из-за двери и, как на крыльях, понесся к свободе. Сзади послышался крик, удесятиривший силу мускулов Писа. Он пролетел мимо робота, дружески махавшего ему разноцветными рулонами, пробежал насквозь обеденный зал и в холле столкнулся с метрдотелем, который с удивительной для его возраста живостью обеими руками ухватился за куртку Писа.
— Попался!— торжествующе воскликнул метрдотель.
Не замедлив шага, Пис промчался мимо оставив в лапах противника изрядный кусок отпускного костюма, и очутился на улице. Вид ее, со множеством автомобилей и ярко одетых горожан, ничего не напомнил Пису, но инстинктивно он свернул налево и недалеко увидел аллею. Он домчался до нее, словно несомый Семимильными Ботинками, и оглянулся.
— Ты еще попадешься!— кричал ему вслед метрдотель.— От полиции не уйдешь! От оскаров...
Заработав ногами и локтями с умопомрачительной быстротой, Пис промчался по алее, обогнул несколько углов и выскочил на параллельную улицу. Замедлив полет до скорости пешехода, он постарался смешаться с толпой, но это оказалось делом нелегким — Пис был без ботинок, а в куртке его зияла огромная дыра. Необходимо было где-то спрятаться до темноты, а с ее наступление занять наблюдательный пункт поблизости от "Голубой лягушки", откуда он сможет разглядеть всех вечерних посетителей. Лучшим укрытием, решил он, будет кино, при условии, конечно, что оставшейся десятки хватит на билет.
Приняв такое решение. Пис зашагал на юг, миновал переулок и увидел кинотеатр всего в сотне шагов. Изумленно моргая и удивляясь тому, что он нашел его так быстро и безошибочно. Пис впервые за день почувствовал проблески надежды. Ведь если он знал Точдаун-сити в прошлой жизни, пребывание в нем могло раздуть тлеющий в глубине подсознания огонек воспоминаний. Приободрившись, он подошел к кинотеатру и принялся изучать расписание сеансов в поисках хоть какого-нибудь упоминания о цене билета. В конце концов он нашел на это. Билет стоил именно десятку, но вся остальная информация показалась ему туманной и противоречивой. Один плакат, например, гласил:
По виду здания нельзя было сказать, что оно способно вмещать две столь разные аудитории одновременно, однако все плакаты извещали именно о семейных увеселениях. Пис все еще недоуменно жмурился на яркие буквы объявлений, когда к нему подошел ангельского вида голубоглазый мальчишечка лет двенадцати. Одет он был в модного цвета рубашечку и короткие штанишки, блистал чистотой и создавал впечатление, что взрастили его заботливо и в весьма приличном окружении. Родительские чувства, которые возбудил в Писе вид околачивающегося близ сомнительного заведения отрока, оттеснили собственные его заботы на второй план.
