Юрий Соколов - Путь в Обитель Бога
А больше всего мне было плохо оттого, что Тотигай умер, думая, что никакого корабля нет. Решил, наверное, что я свихнулся от жары и подставил нас обоих под огонь яйцеголовых. Или, что ещё хуже, он мог посчитать, что я свихнулся уже давно и вёл наш отряд к несуществующему кораблю, галлюцинируя с Книгой в обнимку.
И нельзя ничего исправить, и нельзя ему объяснить. Книга уничтожила яйцеголовых, но слишком поздно. Она открыла вход, но тоже слишком поздно.
Почему всё, что тебе больше всего на свете нужно, происходит слишком поздно, после того, как ты потерял надежду, когда уже нет силы порадоваться? Когда рядом не осталось никого, кто мог бы порадоваться вместе с тобой?..
Все погибли, все. Один ты добрался, Элф. Положил всех своих друзей на этой дороге; сам жив, а они умерли.
Они могли погибнуть от чего угодно, слабо возражал кто-то внутри. Жизнь любого из них была полна опасностей.
Да, могли… Но погибли именно потому, что ты повёл их искать этот корабль. Ну вот, ты его нашёл. Чего же не рад? Нужен он был тебе?
Я зло плюнул в стену, прекратил себя жалеть, вытер глаза и пополз дальше. Должно же быть в Колеснице Надзирателей что-то ещё, кроме этого коридора? Но оглянувшись, чтобы оценить проделанный путь, я не увидел ничего. Борта корабля, в котором открылся люк и у которого я валялся без сознания, больше не существовало. Оба конца коридора уходили в бесконечность.
Я попытался перевернуться на спину, однако помешал рюкзак. Шипя от боли, выпутался из лямок, всё-таки перевернулся и уставился в потолок. Просто так, чтобы не смотреть ни вперёд ни назад по коридору. Только потолка я не увидел. Стены сходились надо мной, образуя угол. Что-то было не так, а что, я смог определить только заново оглядевшись по сторонам. Теперь коридор стал треугольным.
Заорав от ужаса, я вскочил, пытаясь дотянуться до того места, где сходились стены, совсем позабыв о канаве в мышцах правой ноги. Конечно, тут же свалился, но успел заметить, что коридор моментально принял обычную форму, да так и остался. По ноге потекло что-то тёплое. Перевернувшись вниз лицом, я уткнулся в пол и почувствовал, что он мягкий как матрац, губчатый. Но только что он был гладким! Как бы я иначе Тотигая по нему тащил, да и себя самого?
Снова заплакав, я подумал, что Тотигай оказался прав. Точно, рехнулся ты, Элф. Или сам по себе рехнулся, или крыша поехала от бесконечных голубых галет, которые тобой оприходованы во время броска по пустыне. Лежишь ты сейчас где-то посреди Кайрори, с блаженной улыбкой на лице, а к тебе уже подбираются голодные пхаясо. На тебя им не понадобится тратить стрелы.
А где же тогда Тотигай? Да вот он, лежит мёртвый рядом. А ты обречён до самой смерти ползти по этой бесконечной прямой кишке Колесницы Надзирателей, то и дело меняющей форму.
Нет, погоди, странно это как-то. Борт корабля, люк, коридор… Всё очень настоящее, на галлюцинацию не похоже. Помнишь, как ты шваркнулся в трубе, едва вошёл? Можно ли так долбануться о собственное воображение? Голова до сих пор болит.
Друг мой, возразил я сам себе, если бы все галлюцинации были похожи на бред, то никто не галлюцинировал бы, кроме любителей этого дела. В том и штука, что они похожи на реальность.
Ощупав пол, я обнаружил, что он затвердел как надо для дальнейшего продвижения. Значит, поползу. Лучше предположить, что корабль настоящий; что Надзиратели создали его миллионы лет назад не для того, чтобы сводить с ума случайно попавшего внутрь трофейщика. Лучше считать, что они были существами разумными и устроили тут всё для собственного удобства. Ну и для удобства гостей, если таковые заглянут. Тогда что получим?
— Не так мало получим, — сказал я вслух. — Например, ты не знаешь, как Надзиратели выглядели. Может, были круглыми как шар. Когда ты вошёл, коридор был трубой, они когда-то хорошо катались по нему. После стал привычным тебе, прямоугольным. А когда ты решил передвигаться в лежачем положении, он стал треугольным, стены внизу раздвинулись в стороны. Это чтобы тебе, дураку, ползти полегче было с трупом впереди. Ты только что упал, но уже на мягкое — тебе даже второй раз треснуться не дали, пожалели твою глупую башку. Ползи дальше и радуйся.
Не успел я сдвинуться с места, как заметил открытый, хорошо освещённый проём, ведущий налево, и замер с бешено колотящимся сердцем. Не было там проёма, не было! Ни проёмов, ни поворотов, ничего!
Так, Элф, — а зачем ты всё время жалуешься? Только что хныкал по поводу бесконечности коридора, теперь трясёшься от страха перед проёмами. Ты куда вообще попасть хотел, когда потащился прочь от люка?
Я хотел попасть в место, где мне хоть что-нибудь будет понятно, мрачно подумал я. В место, где можно отдохнуть, отлежаться, зализать раны. В убежище. Да и люка никакого не было! Была дыра в обшивке, и никакой заслонки к ней — ни изнутри, ни снаружи. Откуда взялась дыра и куда делась вместе с бортом корабля — не знаю. Остался коридор, а теперь ещё проём этот…
И сколько же ты намерен на него смотреть? Поползли, что ли?
До проёма оказалось недалеко. Вытолкнув труп Тотигая прямо к нему, я замешкался, не решаясь заглянуть внутрь. Эх, помощника бы мне, чтоб подсказал, что там находится. Есть Книга, но она осталась в рюкзаке, а рюкзак я бросил.
Оглянулся — далеко ли возвращаться? Нет, недалеко. Лежит он себе, и винтовка рядом. Немного дальше — конец коридора, борт корабля, никаких дыр в нём не наблюдается, но зато есть нормальный люк, и он заперт. А ты говорил — заслонки нет… Теперь есть, и какая! Мощная плита, как в бункере, почти квадратная, с закруглёнными углами. Посредине большой круглый барашек — открывать, значит. Специально для тех, кто привык работать руками, а не головой. Для таких как ты, Элф.
Я всхлипнул от жалости к себе и ненависти к Надзирателям и заглянул в проём. Увидел большое светлое помещение с круглым подиумом посредине, и даже от входа было видно, какой он, этот подиум, мягкий, уютный, точно большая подушка. Сверху над подушкой висел прозрачный купол. Просто так висел, ни на чём.
Я пропихнул Тотигая в проём и пополз к подиуму. Забрался — и труп с собой затащил. Не мог я его оставить в коридоре. Вдруг корабль сочтёт мёртвого кербера ненужным отбросом и вышвырнет наружу? Нет, не дам вышвыривать. Потом придумаю, как его похоронить при нынешнем моем состоянии.
Оглядевшись и освоившись, я решил, что сделано не всё. Мягкая подушечка, просторная, двадцать человек уложить можно, только спи. Но мне опять захотелось есть, а красных галет в карманах не осталось. Собравшись с силами, я дополз до рюкзака, поднял винтовку и тяжело встал, опираясь на неё, как на костыль. Ну вот, теперь человек как человек. Попробовал идти — получилось, хотя нога болела тупо и страшно, кружилась голова и подташнивало. Доковылял я до подиума, рухнул на него с размаху — и отключился бы, но как только отступила тошнота, вернулся аппетит. Это хорошо. Жить, скорее всего, буду. И в условиях похуже люди выживали. А тут — чего не поправиться? Целый мешок галет под рукой, вокруг всё стерильно. Наверное, самое грязное место в корабле — это я.
