Екатерина Кинн - Самое Тихое Время Города
– Это же все из моего кабинета, – прошептал он. – Так хочется потрогать…
– Нет! – Лидия Васильевна отпустила дочерей и чуть ли не подбежала к нему.
– Да нет, я не трону, – кротко ответил академик и взял какие-то пожелтевшие бланки с выцветшими печатями. На одной еще видно было слово «секретно». – Вот она, моя проклятая подпись.
– Что это? – полюбопытствовала было Светка, но мать дернула ее за руку. Та надулась.
– Это то, из-за чего мы вот такие, – покачал головой академик. – Подпись о неразглашении. Исследование по существованию сопутствующего мира. Так ничего мы и не успели. А потом меня просто… отстранили.
– Давайте рвите! – резко, нервно скомандовал Андрей, глядя на бронзового революционного солдата за окном. Солдат был суров, угловат и предостерегающе вечно снимал винтовку с плеча. Нет, все же эти статуи положительно были не просто статуями. Иногда они явно двигались. Андрей зябко передернул плечами – не хотел бы он попасть сюда в такой момент.
– Ой, – вдруг послышался Светкин тихий вскрик, а затем – тонкий звон разбитого стекла.
– Я же велела тебе ничего не трогать! – закричала Лидия Васильевна.
– Я не нарочно! – заплакала Светка, глядя на разбитую старинную лампу на зеленой стеклянной ножке и с молочно-белым абажуром-«грибком». – Я просто хотела посмотреть! Это же наша лампа!
За окном почудилось какое-то движение. Андрей бросился к окну – солдат медленно поворачивал голову к нему. Его неподвижный взгляд застыл прямо на лице Андрея, и тот попятился. Но затем солдат снова стал поворачивать голову. «Не видит». От сердца отлегло.
– Рвите же! – прошипел он.
Академик послушно растерзал бланки на мелкие клочки. Желтоватыми хлопьями бумага осыпалась на гранитные полированные плиты. Какое-то мгновение они лежали, подобно вянущим лепесткам чайной розы, и вдруг начали сползаться. Все, застыв, смотрели на то, как бумага снова собралась воедино. Андрей едва успел на нее наступить. Все медленно подняли взгляды – на несчастную Светку, которая разрыдалась и закрыла лицо руками.
– Огня, – прошептал Андрей.
Фомин дрожащими руками пошарил по карманам, вытащил спички.
– Не горит, – почти плача, сказал он. – Не горит здесь огонь!
Снаружи слышались какие-то непонятные шумы и отдаленные звуки бравурной музыки, словно где-то шагала демонстрация.
Андрей закусил губу. Зажмурился. И тут вспомнил слова Ли – «Чистый Пламень». И ведь Владыка Мертвых тоже говорил – Чистый Пламень.
– Черт! – наконец выругался он. – Есть одно место. Оно даже здесь должно быть, в этом мертвом городе! Бежим!
– Что? Зачем?
– Вечный огонь, – через плечо бросил Андрей, таща за руки Вику и Светку.
Солдат продолжал медленно поворачиваться. Винтовка уже была у него в руках. Откуда-то слева слышалась мерная металлическая поступь, маршевая музыка стала громче.
– Он нас не видит, – шепотом сказал Андрей, таща мимо солдата сестер. Академик и Лидия Васильевна подбежали, тяжело дыша.
– Даже и не знаю этого дома, – признался академик. – Какие страшные лики!
Андрей посмотрел. На стене бывшего Института марксизма-ленинизма виднелись три лика основоположников, три барельефа, подавляющих и могучих. И тут вдруг каменный барельефный Маркс открыл каменные очи, и из них ударили два красных луча. Андрей едва успел отпихнуть девушек в сторону и выдернуть из-под лучей академика.
Затем открыл глаза Энгельс.
Потом Вождь.
– Вот они, – пророкотал гулкий бас. И солдат медленно стал поворачиваться к ним.
– Бежим! – заорал Андрей и ринулся к центру, к Кремлю.
Вожди на постаментах указывали на них перстами, спортсмены и солдаты, студенты и рабочие гулко соскакивали с пьедесталов и каким-то чудовищно-замедленным зомбическим бегом пускались за ними, и над всем городом висел гулкий вопль:
– Вот они!
Из-за угла навстречу появились статуи. Сзади блокировали выход те, что гнались от дома с ликами.
– Все, – вдруг рассмеялся Андрей. – Их я так не положу. Они железные. Как Феликс!
– Спокойно, – вдруг сказал, озираясь по сторонам, академик. – Кажется, я знаю.
Подворотен тут уже не осталось. Вместо них между домами зияли высокие арки, и в одну из них и нырнул Фомин. Потом, оглядевшись, бросился к одному из подъездов и толкнул дверь.
– В подвал. За мной.
– Думаете, отсидимся? – запыхавшись, проговорил Андрей.
– Нет, Андрюша, – вдруг чуть ли не лукаво проговорил Фомин. – Мы поедем на метро! Я же Строитель! Рядовые памятники об этом входе не могут знать ну никак. Нерядовые, вероятно, тоже. Вперед! Если все, как я думаю, скоро мы будем у Кремля.
Они вывалились прямо в самое скопище статуй. Но статуи были немного другими – они и двигались быстрее, и были куда веселее с виду, чем те, что стражей стояли возле ликов.
– «Площадь Революции», что ли? – изумился Андрей.
Статуи о чем-то переговаривались, гулко и красиво, как актеры в старых фильмах.
– Дай посмотреть! – приставала колхозница к парню с книгой. – Ну не жабься! В кои веки еще «Камасутру» почитаю!
– Да что тут читать, одни картинки!
– А в них самый смак, – хихикал шахтер. – Да она уж десятый раз смотрит!
– Ага, – обиделась колхозница. – Кобели бронзовые! Вот придет опять кто-нибудь да другое название на его книжке напишет, и уж никогда больше ничего и не посмотришь!
Статуи, переговариваясь, строились, словно собирались куда-то маршировать. Андрей улыбнулся. Эти выглядели почти по-человечески, даже ростом и статью превосходили живых совсем ненамного. Две одинаковые молодые женщины в купальниках и махровых простынях возились с одинаковыми младенцами. Один хватал мать за прядку волос, другой сунул палец в рот и пускал пузыри.
Андрей тихо подобрался к парню с книгой.
– А вы куда? – прошептал он.
Парень удивленно обернулся:
– Живой?
– Тихо.
– Да ничего, наши живых любят, с вами интересно. Слушай, а напиши мне новое название? Что-нибудь такое, культовое. – Андрей чуть не присвистнул от этого словечка – откуда парню из тридцатых годов прошлого века такое знать? – Чтобы пробирало! Нового почитать хочется!
– Хорошо. Только скажи – что творится?
Парень смущенно пожал плечами:
– Понимаешь, сегодня демонстрация у нас перед Мавзолеем Вождя. Ну приходится. Чтобы он был жив и вечно жил. Мы всегда так ходим первого мая, двадцать второго апреля, седьмого ноября и накануне Ночи Ночей.
– Послушай, – прошептал по-заговорщически Андрей, – я тебе напишу. Аж многотомник в одном томе напишу. Только проведите нас до Вечного огня.
«Вот сейчас скажет, что нет тут Вечного огня…»
