Ч. Цыбиков - Хроники Земли Простой (специально обработанные для жителей Земли)
И вдруг…
— Тихо, — шепнул Луб Сан и остановился.
Император замер. Хоровод мыслей пронёсся в голове его, одной из которых было — государственный переворот!
— Кто-то идёт, — всё так же шёпотом, сказал Луб Сан.
Император открыл рот и осторожно закрыл его. Вытянул шею, прислушиваясь, и вытаращил глаза, приглядываясь.
И действительно, на лестнице показалась чья-то осторожная тень. Император с начальником своей конвойной сотни остался незамеченным лишь по той простой причине, что человек, поднимающийся вверх по лестнице в плохо освещённом помещении, вынужден смотреть преимущественно себе под ноги. Если принять в качестве рабочей гипотезы, что по лестнице поднимался сильный неприятель, то положение было близким к критическому. Императорскую линию поведения, как и положено в такой ситуации квалифицированному телохранителю, определил Луб Сан. Он быстро, но без суеты шагнул в имевшуюся на площадке нишу, в которой, надо полагать, когда-то была чья-то статуя, и при этом увлёк за собой императора.
В абсолютном молчании Император и его телохранитель смотрели, как таинственный незнакомец скользящим шагом, выдававшим высокую квалификацию, поднимается по лестнице, останавливается на залитой лунным светом площадке — как раз напротив ниши и кидает короткие взгляды по сторонам. У Императора гулко стукнуло сердце по дороге в пятки, и отчаянно засвербило в носу. С точки зрения дешёвой драматургии, момент для того, чтобы чихнуть, был самый подходящий. У Янданцэбэга Первого, однако, на этот счёт было своё мнение, и посему гигантским, поистине императорским усилием воли он сдержался. Незнакомец меж тем двинулся дальше, к комнатам, где спали иноземцы. Луб Сан, выждав необходимое время, осторожно направился следом. Император шагнул было следом, но начальник конвойной сотни, почтительно уперев ладонь в императорскую грудь, Их Великость остановил, затем закрепил жест выразительным взглядом и снова пошёл вслед за незнакомцем. Император подумал и затем своего телохранителя ослушался. На это у него была веская причина — привиделось ему в повадках незнакомца что-то неуловимо знакомое.
Так они и шли: незнакомец, за ним на приличном удалении — Луб Сан, за Луб Саном — в паре шагов, Янданцэбэг Первый Проворный, мучимый попытками вспомнить — где я видел этого человека? На повороте незнакомец откинул со лба прядь волос. Движение было совершенно не мужское, и в голове императора всё стало на свои места. В самом деле, с чего это он взял, что незнакомец мужчина? А если незнакомец не мужчина, то…
Бритва, сжимая в правой руке мини-арбалет с отравленной стрелкой, осторожно приоткрыла дверь аудитории, в которой на импровизированных кроватях спали Микки и его друзья. Император в сей миг испытал доселе незнакомое ему чувство, которое тяжким камнем упало ему в душу. Отчего в столь поздний час Мерседес решила нанести визит мужчине? Что она в нём нашла? Да как они смеют?
Умудрённый жизненным опытом читатель, наверное, уже понял, что Император попросту взревновал.
— Мерседес!
Испуганно замер Луб Сан, не ожидавший от императора подобной резвости; рефлекторно развернулась и выстрелила Бритва; совершенно не заметив стрелки, вонзившейся в дверную панель над его ухом, шагнул вперёд Император. Словом, глупостей случилось более чем достаточно, но вопреки этому, что бывает нечасто, обошлось без жертв.
Мерседес опустила голову и быстро пошла прочь. Далеко уйти ей однако не удалось — Император ухватил проходившую мимо девушку за запястье.
— Постойте, — сказал он резко, почти грубо.
Мерседес вырвала руку, но осталась стоять.
— Что за шум? — в дверях комнаты, той самой, куда так стремилась минуту назад Бритва Дакаска, стоял сонный владетель Бленда. Как и положено сонному человеку, был он в миг сей малопривлекателен — туповатое со сна лицо, взъерошенные волосы, отпечаток циновки на правой щеке.
Император внимательно посмотрел на юного с’Пелейна, затем так же внимательно на Мерседес. Мерседес тоже посмотрела на с’Пелейна и отчего-то смутилась весьма заметно. От обострённого ревностию взора Императора это смущение не ускользнуло.
— Ах вот как, — чётко выговорил он тоном, от которого веяло морозной свежестью.
Мерседес откашлялась и произнесла вещь, ужасающую в своей банальности. Справедливости ради скажем: любому человеку в такой ситуации трудновато выглядеть достойно. Оправдываешься — значит, виноват.
Впрочем, судите сами.
— Это вовсе не то, что вы думаете.
Фраза эта, наверное, вселенский чемпион по неубедительности. В первую очередь, она свидетельствует о том, что говорящий прекрасно понимает, КАК это всё выглядит. И, как показывают многочисленные почти художественные произведения, она никогда не достигает поставленной цели.
— Ах оставьте, — воскликнул Император. — Конечно, я вас понимаю. Прекрасно понимаю! — и Император вскинул руку, указуя на владетеля Бленда. — Он молод, умён, красив!
— Спасибо, — улыбнулся Микки, что наглядно свидетельствовало о том, что до конца он всё-таки ещё не проснулся. Особую трагичность ситуации придавало то, что Бывший Король гномов действительно был моложе Императора на целых восемь месяцев; насчёт других упомянутых Его Великостью качеств составители хроник, пожалуй, придержат своё мнение при себе, скажем лишь, что оба главных участника этой мизансцены, безусловно, в чем-то им, составителям, равно симпатичны. Как люди. В целом.
Император, однако расценил реплику с’Пелейна по-своему и схватился за эфес несуществующего меча. Бритва испуганно прикрыла рот рукой, что в свою очередь свидетельствует о том, что она в сей миг более была Мерседес, нежели Бритва.
— Я не совсем понимаю ваш тон, Ваша Великость, — сказала Мерседес.
— А что это вы все не спите? — в дверях смежной со временной спальней Микки с’Пелейна аудиторией появилась Белинда, закутанная в небрежно наброшенное на плечи покрывале. — Ах! — изящно воскликнула девушка, увидев Императора, и сделала книксен, отчего шаловливое одеяло сползло и обнажило правое плечо Белинды. — Здравствуйте, Ваша Великость.
— Здравствуйте, — буркнул император и снял руку с эфеса несуществующего меча. Момент был упущен.[74] Император угрюмо уставился на плечо Белинды, то самое, что столь предательски обнажило сползшее одеяло. Белинда перехватила взгляд Императора и, довольно улыбнувшись, изящным жестом одеяло поправила.
— Ах вот оно что, — сказала Мерседес, внимательно следившая за этой мизансценой. — Вот чем объясняется ваша холодность!
