Валерий Иващенко - Золотой Лис. 1-2 часть
От верной дриады, которая то хлопотала над ним со вполне похвальной, хотя иногда и докучливой материнской заботой — то весьма язвительно высмеивала иные поступки и взгляды парня — то вдруг признавалась в любви, да причём в самых пылких и изысканных выражениях, почерпнутых из дальних уголков памяти прочитанных книг — так вот, от бедняжки Флоры донеслась лишь не мелкая, а очень даже крупная дрожь. Настолько чувствительно дриада вибрировала от страха, что человек и сам ощутил, как то ли от вечерней сырости, то ли ещё невесть с чего у него словно сами собою лязгнули зубы.
— Да какого псоглавца? — рявкнул осерчавший с досады Ридд. Так и хотелось обнажить клинок да насадить на него пару-тойку супостатов. Да вот, оных в пределах видимости и даже слышимости решительно не наблюдалось.
Клубился под копытами жеребца вечерний туман. Тёк неслышно седыми прядями, вкрадчиво и мягко заполняя собою и дороги, и перекрёсток их. Заглушал постепенно все звуки, полнился и густел. Он давно уже закрыл собою бабки Черныша, потёк выше — и судя по несомненно гнусным намерениям, вскоре намеревался уже и лизнуть сапоги всадника.
Ну туман, ну необычайно густой и плотный даже для осеннего вечера — если бы непонятки только этим и ограничились, Ридд только вздохнул бы с облегчением. Но едва не разбегавшиеся от усердия глаза краем взгляда нет-нет да цепляли, как по шкурам обеих кобылок вкрадчиво стекал серебряный и золотой огонь. Точно так же мягко и неслышно тёк, порою превращая их гривы в нечто величественное и развевающееся, а самих животных в каких-то потусторонних скакунов.
Но вот что за мрак стекал по гриве чёрного жеребца, Ридд побоялся бы даже и предположить — этому злодею сам падший бог не указ, судя по оскалившейся злорадно пасти, из которой порою ронялись светящиеся зелёным ядом капли. Да и клыки там нынче обретались такие, что любого матёрого волчару от страха медвежья болезнь прохватит. А взгляд… один лишь раз уловив только мимолётный отблеск, седок больше ни за какие коврижки не решился бы попасть под это феерическое сияние.
— Эй вы, порождения тьмы! А ну вперёд, адские бестии! — больше для собственной храбрости ругнулся Ридд и пришпорил своего жеребца.
К его удивлению, Черныш весьма покладисто тронул с места, вздымая грудью невесомые седые волны. Несколько шагов, во время которых парень ничуть не удивился бы, если бы жеребец вдруг провалился вниз аж до самого адского пламени… и ничего не произошло.
Зато две истекающие ясным пламенем кобылки обнаружили, что вдруг остались если не без защиты, то без моральной поддержки точно. Обе негодницы переглянулись с самым лукавым видом. Не сговариваясь, негромко заржали, тряхнув роскошными огненными гривами — и боязливо ступили следом. Бесшумно словно призраки они в несколько плавных и величавых движений словно доплыли по туману к хозяину, после чего опять замерли по сторонам — но уже с таким видом, будто не прижались в поисках успокоения, а на самом деле просто охраняют человека от невесть каких напастей.
Нет, тут обязательно следовало бы пригласить крепкого жреца из Храма или даже колдуна в плаще цвета ночи! Ибо вокруг оказалась уже непроглядная темень, лишь светились две лошади — золотая и серебряная. Но и драгоценного сияния их оказывалось недостаточно, ибо оно непостижимым образом впитывалось в глыбу мрака, которой обернулся и без того чёрный жеребец. Право, стоило крепко задуматься, да что же за демона ненароком пригрел барон Шарто в своих конюшнях?
И тогда обливающийся едким холодным потом Ридд сделал, пожалуй, самый храбрый поступок в своей жизни. Хотя со стороны то казалось, что всадник просто подобрал поводья, миг-другой всмотрелся в непроглядную тьму, словно тщась что-то разглядеть там, в будущем — да и тронул во-он в ту неприметную сторонку своего коня и всю маленькую кавалькаду…
— И на какую же тему обращены помыслы моего благородного сына?
Против ожидания, голос почтенной баронессы Шарто вовсе не звучал озабоченно. Да и чего беспокоиться? Теперь уже осталась самая малость.
Долгий и весьма извилистый путь из самого пограничья хоть и изобиловал некоторыми происшествиями и даже волнениями, но оказался закончен. Лишь здесь, перед самыми уже гостеприимно распахнутыми великого и желанного Нахтигейла, приключилось то, насчёт чего летописцам ещё только предстояло ломать головы — включить оную поучительную оказию в хроники и жизнеописания? Или же умолчать, старательно делая вид, будто ничего такого не было?..
— Да здравствует их сиятельство барон Шарто!
Даже гораздая на вымыслы людская молва не припомнила бы, чтоб какого-нибудь вельможу чествовали при въезде в столичный град настолько пышно. Ну разве что ярла Иллидара после великой битвы под Морнхольде, без преувеличения спасшей от гибели всё королевство — да и тот эльфийский принц. К тому же оные чествования были большей частию подогреты нужными людишками да обещанием серебрушки каждому с дюжей глоткой.
Зато сегодня вопли звучали куда как многочисленнее и громче. А самое главное, искреннее. Ибо пусть короткое, но всё же безвластие успело изрядно достать всех. Купцы живо сообразили отсутствие твёрдой над собою руки и принялись усердно если не взвинчивать, то вздымать цены. Кое-кто из дворян решил под шумок пощипать соседушек или просто свести старые счёты. Да на взморье приплыли на лодьях какие-то пришлые с топорами и ну охаживать тамошний люд — лорды со своими дружинами отбиться пока не сумели, а вот собрать и послать подмогу вправе только король.
Король, которого ещё не было…
— А надысь прямо под стенами города сборщика податей мало что ограбили, так ещё и живота лишили, — барон Шарто устало поморщился после торопливой скороговорки очередного, усердно кланявшегося человечка.
Городские старшины хоть и прохвосты редкостные, однако на встречу первого и единственного претендента на корону не поскупились. Да и придраться к церемониалу не смогла бы даже матушка… прошу прощения — её великолепие баронесса Шарто. Всё честь по чести. Правда, символический ключ от города, который вынесли на бархатной подушке двенадцать выряженных в пух и прах пажей, оказался мало того что чугунякой под пару пудов, так ещё и слегка тронутый кое-где ржавчиной.
— Улыбайтесь, сын мой — не лишайте дворян и почтенных горожан их праздника, — как матушка ухитрялась цедить строгим голосом эти слова, одновременно расточая вокруг самые искренние улыбки, милостивые кивки и мелкие знаки многообещающего внимания — то всё оставалось величайшей загадкой для знатоков этикета и даже геральдики.
