Юлия Фирсанова - Рыжее братство. Точное попадание
Я вскочила с мягких подушек, отдернула прозрачную занавесь ложи, и вдохновенно завопила, призвав мысленно пару рун, начертанных прямо в воздухе для того, чтобы меня слышали все, к кому буду обращаться и не столько слышали, сколько слушали:
— Стойте! Неужто слепы ваши глаза!? Владетель Амрик околдован! Помолвка не должна состоятся, ибо страшен будет гнев оскорбленной Гуинилы, и немилость разгневанной богини падет на Мидан! Заклятьем своим сниму я пелену с души и разума владетеля! Ансуз! Ингус! Феху! — руны снятия оков вырвались изо рта моего золотым пламенем и рванулись к мужчине, омыли его в потоке сияние лишь чуть менее слабого, чем то, каким пылал алтарь богини, и исчезли.
Амрик, притормозивший на время магевских воплей шествие к алтарю и взиравший на меня недовольно, как на досадную пустую помеху, моргнул, будто проснулся посреди кошмарного сна. Мужчина, перестал изображать из себя спящего красавца, резко вырвал свою руку из руки Вальтины и с такой паникой уставился на нее, что даже дураку стало ясно — игра окончена!
— Он свободен! — снова вдохновенно завопила я и тут же исчезла, окружив себя и свою компанию привычным кольцом скрытной руны Дагаз.
— Спасибо, спасибо, магева Оса! — зарыдал от радости Фелик.
А что началось в толпе! Даже торопливо пробираясь к выходу с площади я слышала как кричит, беснуется народ, мечутся стражники, пытаясь контролировать брожения в массах, бургомистр стал багрово-красным и раздулся, словно экзотическая жаба из тропиков, его жена напротив сидела сцепив руки бледная, как мел и неподвижная, как статуя. Вальтина пошла бело-красными пятнами (вот проклятая наследственность) и голосила, как на похоронах, владетель же Амрик, перекрывая весь гам, глубоким баритоном скликал личную гвардию и пытался сходу выяснить, кто ответственен за то, что он сегодня едва не оказался, цитирую "женатым на уродке ослом". Растерянные служители Гуинилы старательно пытались допеть гимн, а алтарь в центре всего этого дурдома снова светился насмешливо-мирной голубизной. Богине брачных уз не было дела до народных волнений.
— Да уж, Оса, лучше б ты устроила пожар, — прикрывая наш отход по всем правилам партизан, признал Кейр, поигрывая обнаженными клинками.
— Как-нибудь в другой раз, только попроси, — на бегу отозвалась я.
— Теперь нам и из Мидана убираться надо, — радостно ухмыльнулся Лакс, сворачивая с широкой улицы на ту, что поменьше. Вора весь переполох донельзя забавлял. Похоже, ему пришлась по сердцу такая развеселая жизнь, а Фалю вообще было все равно куда мы отправимся, только бы за компанию и только бы в том, другом месте, нашлось чего-нибудь вкусное.
— Оса! Магева Оса! Где вы? Подождите меня! — рванулся нам в спины взволнованный вопль Герга, несущегося на весьма хорошей крейсерской скорости. Да уж, бегун из поэта вышел куда лучший, чем наездник. Полагаю, он вконец загонял бедного Кайсира Дерга, перед тем, как примкнул к нашему отряду. А на лошади сочинитель не умел ездить только потому, что с такими ногами на фиг лошадь, любую обгонит.
Мы приостановились в проулке, Герг Птица, завернувший с громким топотом и хлопками болтающегося на поясе кинжала по бедрам, туда же растерянно остановился и принялся озираться по сторонам. Я расширила круг Дагаз, захватывая поэта. Птица моментально увидел нас и просиял довольной улыбкой:
— Догнал! Площадь как котел кипит! Ну и представление вы нынче устроили, почтенная магева Оса, весь Мидан век не забудет!
— А уж его бургомистр со стражей и подавно, — прибавил Кейр с безнадежным смешком.
— Ты чего за нами бежал-то, чудик? — спросил Лакс.
— Так потому и бежал, да уж думал, что неправильно сообразил, куда вы рванули, — пылко заговорил Герг, пытаясь отдышаться. — Вам же из Мидана споро уходить надо, владетель Амрик, может и благодарен за избавление, а вот бургомистр такого зятя потерял, вне себя от горя. Я же город неплохо знаю, и до "Резвых рыб" окольную дорогу и за ворота к балаганщикам. Они-то вас всегда скроют от чужих глаз.
— Тогда веди! Чего стоим? Кого ждем? — поторопила я добровольца-проводника. — Пусть нас не видно, но чем меньше народу на пути попадаться будет, тем лучше. Вдруг кто-нибудь иммунный к магии и чересчур глазастый попадется?
— Ага, пошли! — Герг тряхнул белобрысыми волосами и возглавил наше отступление, при всей своей стремительности не лишенное некоторого достоинства.
Не знаю уж, у каких покровителей поэт некогда обретался в Мидане, но узкие улочки, переулки и сквозные, казавшиеся тупиковыми, дворики он знал превосходно, вел уверенно, ни мало не сбиваясь, точно Лакс в Патере. Даже вор признал, что задворки города поэт знает получше его. Когда в очередной раз он свернул в узкий, как кишка, полутемный из-за нависших балконов, проход, мы безропотно последовали за ним, я чуть замешкалась, стараясь не испачкать новенького камзола и рубашки о серые стены. А когда выбралась в относительно широкий глухой дворик, компания дожидалась меня в странных позах. Кейр и Лакс замерли абсолютно неподвижно, как оба разом на Медузу Горгону глянули, а Герг стоял у самого прохода и задумчиво улыбался мне какой-то странной улыбкой сдержанного триумфа пополам с самым искренним сожалением. Поэт прищелкнул пальцами, словно сбросил с них что-то мне под ноги, и я замерла, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Фаль, потеряв способность двигаться, шлепнулся с плеча сломанной куколкой мне под ноги.
— Вот и окончена наша увлекательная прогулка, магева Оса. Признаюсь, мне даже жаль, но контракт есть контракт, я должен исполнить его вне зависимости от своих личных симпатий, — почти тепло улыбнулся мне Герг. — Не волнуйтесь, с вашими спутниками все в порядке, у меня нет намерения причинить им ущерб. А что до неподвижности — это всего лишь небольшая страховка, дабы пылкие кавалеры не помешали нашему рандеву. Я не маг, а потому, уж простите, блокировал переносным заклятьем ваш дар к колдовству, но подвижность конечностей сейчас верну. Мне, знаете ли, не слишком приятно, когда клиент, заслуживший самое искреннее уважение и умудрившийся трижды избегнуть смерти от стрелы, яда и отравы, не способен сразиться за свою жизнь.
Грег свел руки в беззвучном хлопке и тут же снова развел их. Я снова ощутила власть над своим телом, но руны защиты или нападения, неистово полыхающие в мозгу огненными знаками, отказывались произноситься. Поэт снова мне улыбнулся и обнажил кинжал точно такой же длины как мое серое пламя:
— Прошу вас, почтенная магева!
— Вы истинный джентльмен, сударь, — успокоившись насчет друзей, которые только и могли, что отчаянно сверкать глазами, улыбнулась я ему в ответ, не спеша вынимать оружия из ножен.
