Павел Корнев - Мор
Я посмотрел на собеседника и спросил:
– И что с ним теперь будет? Какие у вас планы на ребенка и Берту?
– Теперь они будут жить. Просто жить. И что самое главное – никто не станет их искать.
– А разве стали бы? Если у ребенка нет никаких прав на трон, кому он нужен?
– Думаешь, Высшего интересовала политика? – остро глянул в ответ Паре. – Не приходило в голову, что у этого малыша от рождения по жилам течет не только кровь, но и потустороннее? Вспомни, что именно не давало умереть его отцу! Вспомни и подумай о том, какое могущество обрел бы нечистый, вселившийся в тело мальчишки.
– Виктор Арк мертв.
– А другие? Готов поручиться, что он был последним? Нет, не стоит пускать такое дело на самотек.
– Логично, – вздохнул я. – Но ведь это все было затеяно не только из-за ребенка. И возможно, даже не столько из-за него…
– Не только, – подтвердил Малькольм Паре, – и не столько.
– И как – выгорело?
– Более чем. Мне наконец дали отмашку расследовать контрабанду «желтой пыли». Мне и Ланье. Пришлось, правда, пожертвовать неучтенными доходами, зато никто не заподозрит, что отдать тебя под суд было моей идеей. Никто не помыслит даже, что можно добровольно расстаться с такими деньгами…
– Неравноценный обмен, не находите?
– Более чем равноценный, ты уж поверь. Теперь можно заняться делом, не опасаясь скоропостижной отставки или чего похуже. Сейчас я не угроза, сейчас я объективное обстоятельство, с которым придется считаться.
– А тот стилет? Вы действительно считаете, что его вывезли с Дивного?
– Металл очень похож, – подтвердил Малькольм. – Правда, подозреваю, нож просто перековали из какого-нибудь использованного наконечника, а после вновь наполнили Тьмой. Но пусть это останется между нами. Причастность к торговле дурманом – это ерунда, а вот связь с разведкой Драгарна и пособничество чернокнижникам тянут на пожизненное заключение в монастыре. Если дойдет до суда, это сыграет нам на руку.
– Если? Есть сомнения?
– Вчера пришло донесение из Оража-на-Рее – покончил с собой граф Лантис. А несколько чинов из адмиралтейства исчезли еще раньше.
– Гарт Чарленье с «Крылатого змея»?
– Выпал за борт.
– Нехорошо получилось.
– Кто-то заранее начал подчищать хвосты. Кто-то, имевший доступ к протоколам твоих допросов.
– А если золото отследить?
– Занимаемся, – отстраненно кивнул Малькольм Паре, оперся на трость и вдруг развернулся ко мне: – Себастьян, я нисколько не сомневаюсь в твоей преданности, но скажи – тебя никто не просил избавиться от неугодных свидетелей? С маркизом Витайлой ты сработал на редкость топорно. Это была… несвоевременная смерть, понимаешь?
– Наверное, просто спекся, – с тяжелым вздохом признал я. – Когда чувствуешь себя загнанным зверем, когда в затылок дышит Высший, все мысли заняты лишь тем, как бы остаться в живых. Убийство становится нормой, и других вариантов попросту не замечаешь. Проще разрезать узел, чем пытаться его развязать.
– Что ж, нечто подобное я и предполагал.
Глава Тайной службы о чем-то задумался, а я уставился под ноги и о работе спрашивать не стал. Но Малькольм Паре, как ни странно, затронул эту тему сам.
– Держи, – протянул он мне бархатный мешочек.
Я вытряхнул на ладонь серебряный перстень официала ордена Изгоняющих и удивленно присвистнул.
– Его Преосвященство тебе по-прежнему благоволит, – улыбнулся Паре. – И кстати, раз уж зашел разговор о работе, – чем планируешь заняться?
– Пока не думал, честно говоря.
– А не хочешь пойти по стопам господина Оша? – прищурился Малькольм. – Ты в свое время многому у него научился, а нам не помешает надежный человек в преступном сообществе Акраи.
– Вряд ли меня воспримут всерьез.
– Это после того-то, как кончил Мешок Костей? Воспримут, даже не сомневайся. Да и твой приятель из дворцовой охранки, думаю, подсобит на первых порах.
– Джек? – задумался я. – Джек может.
– Вот и займись этим. Хорошо? Не афишируя нашего интереса.
– Похоже, особого выбора у меня нет.
– Выбор – непозволительная роскошь, Себастьян. Ты уж поверь.
– Как говаривал преподобный Эдмунд, «мораль – неудобный груз для тех, чей карман пуст». Займусь, куда деваться.
– Вот и замечательно. – Малькольм Паре взмахом руки подозвал карету и, прежде чем забраться внутрь, вдруг произнес: – Монастырская улица, дом три. Зайди, здесь недалеко.
Сразу захлопнул дверцу и укатил прочь.
Монастырская улица, дом три?
Я глянул вслед набиравшей ход карете, затем повертел головой по сторонам и без особого удивления обнаружил неподалеку криво прибитую вывеску «Монастырская». Свернул с набережной, поднялся на аккуратное крылечко нужного дома и заколебался, не решаясь постучать.
А стоит ли? Вряд ли здесь обрадуются безработному бродяге, пусть он хоть сто раз граф.
Не лучше ли уйти?
Но я не ушел. Не ушел и постучал.
Дверь открыла Берта. В скромном домашнем платьице с собранными в пучок волосами, слегка усталая, но по-прежнему неотразимая.
Она молча посторонилась, запуская меня в дом, и стало ясно, что приходить сюда не стоило. Собрался уйти, уже повернулся, но не успел – девушка со слезами на глазах бросилась мне на шею:
– О, Себастьян! Я так ждала…
– Тише, тише, – поглаживая ее по спине, прошептал я. – Где маленький?
– На втором этаже. Спит.
– И зачем же ты меня ждала? – Я отстранил от себя Берту и заглянул в бездонные зеленые глаза. – Теперь у тебя есть дом, новая жизнь, достаток. Зачем ждать меня?
– У каждой уважающей себя вдовы обязательно должен быть любовник. – Девушка провела по губам кончиком языка и лукаво улыбнулась. – Он может приходить раз в месяц или два. Соседские кумушки станут шептаться, что, должно быть, ко мне захаживает моряк… – Тонкие пальчики скользнули под рубаху, Берта прижалась всем телом, куснула за ухо, прошептала: – Ну что скажешь?
– Что скажу? – Я подхватил Берту на руки и понес через прихожую. – Лучше уж ты скажи, где спальня!
– По коридору налево! – подсказала циркачка и взвизгнула, когда полетела на кровать. – Осторожней!
Я расстегнул камзол, кинул его на стул и, не удержавшись, спросил:
– А почему любовник, а не муж?
Берта в ответ лишь расхохоталась:
– Да ты только посмотри на себя! Ты ведь самый настоящий котяра! И месяца не пройдет, как сбежишь! Если я тебя раньше не прибью…
