Мария Семенова - Право на поединок
– Обязательно надо зайти!… Может быть, твой знакомый действительно перебрался на новое место!… Опять же, если он, как ты говоришь, не такой сукин… ой, прости… не такой вонючий козёл, как этот Ретилл, чтоб ему завтра же разориться…
Когда они подошли вплотную и присмотрелись к вывеске, Волкодав увидел нечто, ускользнувшее было от поражённого узнаванием взгляда. Возле саней, чуть позади белого тяжеловоза, то ли охраняя, то ли подгоняя его, бежал большой серый пёс.
За стойкой, протирая вышитым полотенцем глиняные кружки, стоял нисколько не постаревший Айр-Донн. И на голове у него была всё та же вышитая повязка с зелёно-пёстрым узором, принятым у восточных вельхов. Он поднял голову, когда скрипнула дверь. Опытный корчмарь никогда не пропустит нового гостя, даже если за столами вовсю гомонят и стучат ложками, а возле стойки горланит бессвязную песню ранний пьянчужка.
– Благо тебе, добрый хозяин, под кровом этого дома! – громко сказал Волкодав на языке вельхов, шагая по проходу и отчего-то сильно волнуясь. – Хорошо ли бродит нынче пиво в твоих котлах?…
Айр-Донну, похоже, давненько не приходилось слышать вельхской речи от переступавших его порог. Он непроизвольно опустил ладонь на дубовую стойку, защищаясь от возможного сглаза:
– Благодарение Трёхрогому, в нашем доме всё как и прежде хорошо и, по воле Его, солод не переводится… – И только потом ему словно протёрли глаза, и он почти закричал: – Ты!… О, хвала Богине Коней, вот уж кого я никак не ожидал встретить здесь, за морем… Неужели это вправду ты, венн?
Он даже выскочил из-за стойки, схватил Волкодава за локти и попытался встряхнуть. Тот, немного смущённый таким приёмом, только хмыкнул в бороду:
– Теперь ты видишь, что мы, венны, вправду не забываем долгов и даже пересекаем море, чтобы их возвратить…
– Какие долги!… – замахал руками Айр-Донн. – Да я озолотился благодаря тебе, Волкодав! Ты видел, я даже вывеску изменил, надеясь хоть таким образом тебе отплатить!…
Хозяйское место за стойкой между тем занял проворный юноша, очень похожий на Айр-Донна, каким тот был в молодости. Сам владелец уже тащил дорогого гостя в боковую дверь и далее в замечательную маленькую комнату, какие есть во всех уважающих себя тавернах, корчмах и трактирах. Мало ли что случается в жизни – бывает, нужно кому-то поговорить о важном за кружкой вина и дружеским угощением, да чтобы не смотрели в спину всякие чужие глаза. Вот и у Айр-Донна имелась подобная хоромина, снабжённая, на случай каких-либо неожиданностей, неприметным выходом во двор и ещё люком в полу – прямо в погреб. Стены были бревенчатыми, но Айр-Донн сумел сделать маленький чертог удивительно вельхским: поверх брёвен до самого пола простирались занавеси, расшитые замечательным двусторонним узором, так, как умело только его племя.
Корчмарь всё поглядывал на незнакомца, пришедшего с Волкодавом, и венн представил его:
– Это мой давний друг, учёный аррант, люди называют его Эврихом… – Подумал и с усмешкой добавил: – Он станет расспрашивать тебя, но ты не думай, он не подсыл. Он путешествует и пишет книгу, которую поставят в… в таком месте, где много книг и люди ходят читать…
– В библиотеке, – пояснил Эврих, усаживаясь за стол. – Если наше странствие завершится благополучно, добрый хозяин, я действительно надеюсь увидеть мой скромный труд в библиотеке блистательного Силиона.
Кажется, преследовавшие их беды временно прекратились, и он решил позволить себе невинное хвастовство. Он был уверен, что Айр-Донн понятия не имел ни о Силионе, ни о том, что такое библиотека, но вельх неожиданно заинтересовался:
– Люди, значит, читают?
– О да! – с жаром подтвердил Эврих. Дурное настроение, вызванное утренним происшествием у Ретилла, улетучилось без следа. – Я сам, прежде чем отправиться в дорогу, перечитал множество различных трудов, а кое-что даже заказал переписчику, чтобы взять с собой и иметь возможность освежить свою память, прибывая в иную страну…
Вельх торжественно кивнул:
– Спрашивай меня о чём пожелаешь, высокоучёный любимец Богов Небесной Горы. Я про всё расскажу тебе без утайки.
Эврих запоздало понял, куда клонит корчмарь, и расхохотался:
– Я обязательно превознесу в своих записях и тебя, почтенный, и твой щедрый дом, и кухню, откуда достигает моих ноздрей поистине упоительный запах… Так, чтобы все, кому случится прочесть написанное мною, непременно возжелали у тебя побывать!…
Служанки, которым Айр-Донн успел подмигнуть по дороге, уже расстилали на столе просторную скатерть, украшенную, как и занавеси на стенах, яркой цветной вышивкой. Подобную красоту извлекают из коробов не каждый день – только по особому случаю. Волкодав не стал дожидаться, пока на столе появится угощение. Он расстегнул поясной кошель и одну за другой выложил перед Айр-Донном пять серебряных монет кондарской чеканки:
– Прими с благодарностью, чтобы этот долг не отягощал более мою совесть.
– Принимаю и свидетельствую, что ты сполна со мной расплатился, – ответил Айр-Донн и точно так же, одну за другой, подобрал монеты со скатерти. – Хотя, если честно, венн, это я должен был бы уступить тебе половину «Белого Коня», ибо нынешнее благополучие принёс мне ты. Когда ты уехал с Фителой, я про тебя ведь и думать забыл, а потом у нас в Большом Погосте знаешь что началось? Как ни приедут венны, так все только у меня и останавливаются. А галирадские!… Ты там не встречал таких мастеров – Крапиву-бронника и стекловара Остея?
– Встречал, – сказал Волкодав.
– Так вот, они в тот же год с чего-то разбогатели, стали посылать туда и сюда своих коробейников: не надо кому ложечек светлее серебряных, либо же горшков стеклянных – напросвет видно, что варится? И тоже все ко мне во двор… Так и стал я во всём Погосте первый богатей!
– А сюда, почтенный, какими ветрами тебя занесло нам на удачу? – спросил Эврих. – Пересечь море, это не на другую улицу перебраться!
– А я на подъём лёгкий, – улыбнулся Айр-Донн. – Я ведь родился в повозке, когда мой отец покинул страну предков и ехал на запад, к сольвеннам. Вот и я продолжил его судьбу и не вижу в том ни удивительного, ни зазорного. В прошлом году у меня зимовали два почтенных купца отсюда, из Тин-Вилены. Уж так звали к себе – место бойкое, город, мол, растёт как на дрожжах… А почему, думаю, не попробовать? Тем более старшая дочь мужа привела, толкового парня… Оставил я им своё хозяйство в Погосте, сына с собой взял, двух кухарок с семьями, нанял в Галираде корабль – и поплыл. Купил вот домишко, радею помаленьку…
Тут он явно скромничал. «Домишко» – добротный сруб на каменном подклете – стоял, между прочим, внутри городских стен и на хорошей улице, а не на выселках, как Ретиллов двор. И если там было почти пусто, то у Айр-Донна народ теснился за столами впритирку, и ещё столько же, взяв свои миски, устраивалось во дворе, на свежеоструганных скамьях вдоль стен, а кому и там не хватало места – усаживались на землю. Почему так, стало ясно, как только девушки внесли угощение. Айр-Донн кормил по-вельхски, то есть умопомрачительно вкусно и в таких количествах, что впору хоть треснуть. Над маленькой жаровней курилась душистым паром свинина на прутьях, нанизанная вперемешку со сладкими перчиками и луком, а в глиняной посудине золотился местный овощ, который он использовал вместо любимой вельхами тыквы. Этот овощ, похожий на непомерно разросшийся огурец, был надрезан вдоль, очищен от семечек, наполнен рубленым сыром с маслом, яйцами и пряной зеленью, вновь сколот деревянными палочками и так запечён. А ещё – варёная свёкла, дышащий ржаной хлеб, квашеная капуста, свежий и солёный чеснок… Желудок Эвриха, отнюдь не удовлетворённый маленьким пирожком, издал отчётливое ворчание, аррант невольно проглотил слюну. Еда выглядела роскошной, но притом чувствовалось – никто не готовил особых блюд для хозяйских гостей, всякий мог купить то же самое, и не втридорога – за вполне пристойную цену.
– У тебя, помню, яблоня росла во дворе, – вдруг сказал Волкодав. – Ты её срубить всё сулился…
– Так и сулился, потому что яблок не приносила, – ответил Айр-Донн, наливая в стеклянные чары дорогое саккаремское вино. – Сынка моего помнишь, ветку сломал? Ты ещё варом замазывал?… Это ведь он там за стойкой распоряжается… вымахал, наследник. А яблоня с того года, что ни осень – не обобраться!…
Взяв кусочек хлеба, он обмакнул его в жир и угостил Мыша, соскочившего с плеча Волкодава на краешек скатерти. Зверёк охотно взял лакомство и принялся уплетать, помогая себе сгибами крыльев. Волкодав пересадил его со скатерти на деревянную дощечку, чтобы не напачкал.
На другое утро Эврих проснулся поздно и с тяжёлой, как земляной ком, головой. Саккаремское вино было коварным. Умываясь над бадейкой, аррант смутно припомнил, как накануне чуть ли не в стихах излагал радушному хозяину красочные подробности их с венном путешествия. Тогда ему казалось, будто говорил он необычайно легко и красиво, а слова подбирал всё такие, что хоть записывай и выставляй на ежегодное состязание поэтов, подражающих старинному слогу. Теперь он тщетно напрягал память, силясь извлечь из неё хоть одну связную фразу. Не получалось: только голова сильнее болела от напряжения. Эврих уныло сделал вывод, что, видно, ничего путного накануне не изрекал. Нёс, небось, всё ту же чепуху, что и большинство людей во хмелю. И выглядел скорее всего не утончённым ценителем прекрасного, а самым обыкновенным пьянчужкой. Ему вдруг явственно вспомнился неодобрительный взгляд Волкодава, выпившего, кажется, всего одну чашу. Эврих фыркнул и тотчас сморщился от мерзкого ощущения неподъёмной пустоты внутри головы. Временами Волкодав был поистине невыносим. Нет бы повеселиться как следует, от души! Всё телохранителя из себя изображает…
