Лорел Гамильтон - БОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОСТУПКИ
монохромные их части прикрывали потрясающие яркостью
красно-черные полосы. Он пристально смотрел на меня, и с маленьким
личиком и с черными антеннками он мог бы выглядеть милыми и даже
глупеньким, но Роял никогда так не выглядел, сколько его знаю.
— Ты напряжена, Принцесса. Все в порядке? Я слышал, что тебе недавно
было плохо.
— Если бы я сказала, что мне было плохо, это ведь ничего не изменило бы?
Он опустил голову и вздохнул.
— Да, я все равно бы питался, но теперь я буду сожалеть об этом. — Как раз
когда он говорил это, одна из его крошечных ручек провела по краю моей
груди, где кожа соприкасалась с краем одежды.
— Твои действия противоречат твоим словам, Роял.
— Я не лгу, и никогда не лгал тебе о том, что считаю тебя красивой. Нужно
быть слепым и неспособным коснуться шелка твоей кожи, чтобы не
хотеть тебя, Принцесса Мередит.
Я сказала правду:
— Теперь я чувствую себя достаточно хорошо, но я устала, и думаю, что
после сна мне станет еще лучше.
— Если бы я мог заняться с тобой реальной любовью, я сделал бы все, чтобы
это продлилось всю ночь, но так как я могу сделать только то, что делает
Мерцание, то сделаю это приятным и не займу много времени.
— Мерцание. Что это означает?
Ему явно было неловко.
— Тебе не понравится ответ.
— И все же я хочу его услышать.
— Есть люди, для которых такие как я — маленький народ — фетиш, и среди
нас есть те, кто питает интерес к большим людям. Я видел изображения на
компьютере, и слышал, что есть фильмы.
— Но… как? Я имею в виду разницу в размерах.
— Не сношение, — сказал он, — а взаимная мастурбация, или фея-крошка
трется о член мужчины, пока они оба не кончат. Это, кажется, самое
популярное изображение на компьютере. — Он казался очень серьезным,
пока говорил это, и безразличным, словно он говорил не о сексе вообще, а
об общепринятом факте.
— И это называется Мерцание?
— Фетиш Мерцания, если это большой человек, любящий фею-крошку.
— А как называется, когда фее-крошке нравится большой человек?
Он улегся на живот, устроившись между моими грудями так, чтобы его
голова была чуть выше их, а ноги чуть ниже.
— Принятие желаемого за действительное, — сказал он.
Это вызвало у меня смех, от которого отвороты моей пижамы
разошлись, приоткрыв мою грудь почти до сосков, и Роял оказался
лежащим почти на оголенной груди. Он развел руки в стороны.
— Теперь я могу использовать гламор?
Роял был одним из фей-крошек, которые были очень хороши в гламоре,
поэтому мы с ним договорились заранее о системе. Он должен был
спросить прежде, чем воспользоваться гламором со мной. Я хотела знать
точно момент, когда мой ум будет омрачен, а поскольку он действительно
был очень хорош, то я не всегда могла это понять. Некоторые из мужчин
делили мою кровать, когда Роял питался для своей королевы, и он был
так хорош в гламоре, что это воздействовало и на них. Им это не
нравилось, и он был единственным феей-крошкой, ставшим заместителем
Нисевен, с которым никто не делил мою постель, потому что мужчины
считали его опасным, а те, кто не находили Рояла опасным, не устраивали
самого Рояла. Дойл хотел остаться, но фее-крошке не нравился ни он, ни
другие мужчины. То же самое было со всеми мужчинами, которые могли
противостоять гламору. Фей-крошка обнаружил, что с ними трудно
сосредоточиться, чтобы питаться. Так, Роял и я знали, что во время
питания через определенное время в дверь постучит один из стражей, чтобы прервать нас.
Первоначальный план Нисевен состоял в том, чтобы один из ее
заместителей, которые могли менять свой рост почти до моего, смогут
получить возможность сделать меня беременной и попытаться стать
королем Неблагих, но я уже была беременной, а Роял не мог изменяться.
— Я могу использовать свой гламор так, чтобы мы наслаждались
кормлением столько, сколько можем?
Я вздохнула, и это снова заставило его подняться и опуститься на моей
груди. Он передвинул свои руки на мягких холмах, почти как пловец. Он
положил свою голову на мою грудь и сказал:
— Мне нравиться звук твоего сердца, как сейчас.
— Это фетиш, и он у тебя есть.
Он приподнял голову и посмотрел на меня.
— Только на тебя.
Этот комментарий вызвал у меня подозрительный взгляд.
— Я должен поклясться, чтобы ты мне верила? — Спросил он.
— Нет, — ответила я, — и да, ты можешь использовать гламор, но веди себя
прилично.
Он усмехнулся, и в этой усмешке было столько жара, сколько не должно
