Андрей Дашков - Звезда Ада
И в первые же мгновения он почувствовал себя опустошенным, обессилевшим, выжатым досуха. Жизнь показалась ему не стоящей той тяжелой борьбы, которую приходилось вести едва ли не каждый день — с ранней молодости и до самой смерти. Даже думая о Сегейле, он испытывал лишь раздражение: память о ней была кнутом, подгонявшим его в минуты слабости. И это действительно помогало.
Люгер был затерян среди призраков, но яд человеческой тоски пил в одиночку, привыкая к нему, — и отрава стала лекарством. Стервятник собирал себя по крупицам; части его раздробленной личности возвращались из бесплодных странствий; он обретал прежнюю цельность. И вскоре уже не он был слугой призраков, а они находились в его власти…
Талисман сиял, как никогда ярко, заливая поверхность стола и руку
Люгера багровым светом. Оправа Звезды точно совпадала по размеру с кольцом, опоясывавшим воронку. Слот наклонился и заглянул в круглое отверстие — дыра полностью поглощала кровавые лучи и казалась бездонной.
Он накрыл воронку Звездой и повернул талисман, чтобы совпали символы на кольце и оправе.
Небесный Дракон содрогнулся…
Все, что происходило до этого мгновения, было бледной тенью последующего преображения.
Долину захлестнул огненный хаос. Миражи исчезли в слепящем пламени. Стены комнаты сделались прозрачными, и Люгер оказался на маленьком островке покоя посреди гигантского смерча, вобравшего в себя потоки силы, которые разбивали скалы и уносили с собой обломки…
Для Слота осталось загадкой, с какой целью был воссоздан старинный интерьер, вернее, его искусная имитация — если ради того, чтобы Люгер почувствовал себя в привычной обстановке, то «декоратор» ошибся на несколько сотен лет. Но что значили три-четыре века для Дракона, пребывавшего в летаргии целые тысячелетия?..
Его пробуждение оказалось страшным и напоминало одновременно землетрясение, ураган, каменный ливень, извержение вулкана. Будто все стихии сразу внезапно обрушились на небольшой клочок земли. Но это не было капризом слепой природы. Стервятник также был далек от мысли, что на его голову пал гнев Создателя. Причиной происходящего явилась Звезда — и только Звезда. Она вполне оправдывала свое название…
Однако и Люгер уже не довольствовался ролью стороннего наблюдателя. Благодаря талисману он уцелел в преисподней, где томились призраки, а благодаря последним знал теперь во много раз больше, чем в тот день, когда вошел в Долину. Не понимая истинной сущности Дракона, он тем не менее научился управлять им.
…Вместо стола перед Люгером возник квадратный колодец, до краев наполненный черной вязкой жидкостью, поверхность которой была похожа на лоснящуюся, туго натянутую кожу. По мере того как Звезда погружалась в глубину, ее сияние, сначала нестерпимо яркое, постепенно тускнело.
В эту минуту Люгер вспомнил пророчество, запечатленное в символах древнего языка и переведенное Алфиосом: «Когда меня проглотит Небесный Дракон, мир вернется к своему началу»… Предчувствие непоправимой беды охватило его, как будто он совершил нечто чудовищное, погубив при этом и Сегейлу, и самого себя.
Но если бы Стервятник верил предчувствиям, он, наверное, и шагу бы не мог ступить из своего родового гнезда.
Тем временем талисман превратился в мутное пятно кровавого оттенка, а вскоре стал едва различимым, словно пламя свечи, горящей за черной шторой. При всем желании Люгер уже не сумел бы вернуть себе Звезду Ада…
На поверхности темной трясины, в которую погрузился талисман, появились два углубления в форме ладоней. Слот осторожно положил сверху руки: они идеально совпали с отпечатками. Он почувствовал тепло и приятное покалывание в кончиках пальцев.
Трясина тоже «ощутила» его прикосновение. Липкое полупрозрачное вещество, обволакивавшее тончайшим слоем кисти Люгера, было чувствительно к малейшему движению и легчайшим изменениям потоков силы. А сила уже переполняла Стервятника — незнакомая, темная, смертельно опасная, но зато сулившая сверхчеловеческое могущество…
Он понял, что именно этому пытался помешать Слепой Странник, именно это означало «зайти слишком далеко». Стервятник медленно поднял руки и развел их, заставляя Дракона отоорваться от каменного ложа и покинуть место тысячелетнего сна.
* * *Вряд ли хоть одно живое существо могло уцелеть поблизости от Долины, которая вскоре перестала существовать. Но если бы человек или зверь на свое несчастье оказался бы там, то последнее, что он увидел бы в своей жизни, был бы гигантский светящийся шар, поднимающийся над опаленными огнем скалами и возносящийся в небо с грохотом тысячи гроз… Содрогалась земля, сверкали молнии; во все стороны со скоростью ураганного ветра устремилась кольцевая волна, несущая пыль, пепел и обломки камней. За нею катился огненный вал, который уничтожил то, что еще не было сметено, и оставил на лице земли черный шрам — нестираемое тавро, выжженное смертью.
Варвары кланов Травы и Пыли получили в тот вечер зловещее знамение: ослепительный свет вспыхнул над восточным краем горизонта. Яростный блеск взлетающего Дракона ненадолго затмил даже вечное зеленое сияние Кзарна.
В селении клана Паутины получать знамения было привилегией одного лишь Неприкасаемого. Когда воцарилась ночь, Паук спрятал свои Зеркала, вышел из хижины и велел соплеменникам готовиться к жертвоприношению.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
РАЗРУШИТЕЛЬ ФРУАТ-ГОЙМА
Глава сорок девятая
Бой над облаками
Всю ночь Дракон летел на север. За час он покрывал расстояние, на преодоление которого всаднику потребовалось бы несколько дней. Его полет был настолько плавным, что движение не ощущалось, а звук не разбудил бы даже младенца.
Какое-то время Люгер находился в прежде неведомом ему состоянии совершенной безмятежности. Раньше даже в теле стервятника он не чувствовал себя вполне свободным — а теперь над ним было не властно земное тяготение. Сила не опьяняла, разум оставался кристально ясным.
Облака проносились внизу, сливаясь в мутную пелену, которая скрывала ландшафты. Вверху сияли звезды, подобные остриям кинжалов. Колючий, леденящий блеск. Знакомые северные созвездия казались искаженными…
Но безмятежности как не бывало, стоило Стервятнику подумать о том, что он, возможно, опоздал, и Сегейла уже мертва. Он странствовал чересчур долго и потерял много времени. Вряд ли ему испортила бы сон мысль о напрасных жертвах, но смерть Сегейлы лишила бы Люгера смысла существования.
Тоска уже поджидала его, готовая сдавить сердце стальным капканом.
