Алексей Ворон - Время волков
Я втащил старика в дом и швырнул его в угол, а сам изучил содержание сундука, служащего кладовой. Кадушка меда, немного крупы, несколько сырных голов — вот и все запасы старика. Я завернул сыр в тряпку, найденную здесь же, а кадушку с медом повесил себе на пояс.
— Что же останется мне? — с горечью спросил старик.
— Разве пчелы перестали делать мед? — удивился я. — Сходи на пасеку, вот тебе и еда. Я оставил тебе всю крупу, мне ее варить недосуг. Каша и мед, что еще старику надо? Принимай жизнь такой, какова она есть.
Когда я вернулся за Кийей, она была без сознания. Я отвязал ее и привел в чувство парой пощечин. Сунул ей в руки кусок сыра.
— Ешь, только быстро, не хочу здесь задерживаться. Кийя с жадностью набросилась на еду. Внезапно она заметила, что я наблюдаю за ней, застыдилась своего голода и стала есть сдержаннее. Удивительно, но она все еще заботилась о том, как смотрится со стороны.
— Кого ты убил, чтобы украсть еду? — спросила Кийя.
— Тебе есть до этого дело?
— Это моя страна и мои люди, — надменно проговорила она.
Я едва не повалился со смеху.
— Да?! У тебя еще есть страна? Но почему-то ты поинтересовалась источником этой пищи только после того, как насытилась?
Кийя не ответила, не подняла глаза, уставилась на свои руки, разглядывая узлы на запястьях.
Мы отправились дальше по дороге, ведущей к Мглистым Камням. Вскоре мы наткнулись на завал. Дорога была засыпана в результате горного обвала. Дальше тем же путем идти было нельзя. Пришлось развязать Кийю, лезть по скалам без помощи рук довольно затруднительно.
— Только попробуй сбежать. Я жестоко накажу тебя.
— Ты сможешь быть еще более жестоким, чем угрожал быть раньше? — удивилась Кийя.
Мы карабкались по горам, продираясь сквозь мелкий колючий кустарник, пока не набрели на другую тропинку, не такую широкую и удобную, как прежняя. Та дорога пролегала между скалами, эта же тропа поднималась и опускалась по кручам, не позволяя двигаться вперед с прежней скоростью. Очевидно, ею пользовались охотники.
Местность казалась заброшенной, хотя, помнится, в небольших приречных долинах, где случалось проходить кельтскому войску в мое прежнее пребывание в Антилле, были селения. Но теперь жители покинули их и подались кто куда. Те, кто боялся нашествия гадирцев, ушли к северу, глубоко в горы, в надежде укрыться там в пещерах от наступающего врага. Другие, у кого больший страх вызывала разбушевавшаяся стихия, наоборот, покинули горный край и направились на юг, в равнинную местность, предпочитая смерть от гадирского клинка. Думаю, немало было и таких, кто, как встреченный мною старик, остался на месте, решив принять ту участь, которую выберут для него боги.
Тяжелые серые тучи затянули небо, и в воздухе пахло серой. Жара, преследовавшая меня еще на песчаных равнинах Антиллы, в горах, вопреки ожиданиям, стала еще невыносимей. Казалось, воздух нагревается не только солнцем, спрятанным за тучи, но и самой землей. К концу дня Кийя уже не шла, а ползла, и наша скорость передвижения настолько снизилась, что я решил устроиться на ночлег раньше, чем планировал.
Кийя устала до такой степени, что отказалась от еды и начала укладываться спать. Наблюдая за изгибом ее тела, я не выдержал и, отложив в сторону Меч, подошел к ней. Она с опаской посмотрела на меня и брезгливо отодвинулась. Я, помня наши прежние забавы, вовсе не ждал от нее ласки, но ее брезгливая гримаса мне все же не понравилась.
— Ну же, раньше ты сама приглашала меня к себе в постель.
Кийя поморщилась:
— Ты туп, но это меньший из твоих недостатков, ты к тому же еще омерзительно воняешь.
От радости, что мне удалось доставить ей еще и эту неприятность — терпеть мой запах, — я расплылся в улыбке:
— Ничего, это еще не так страшно. Вот когда ты сама начнешь вонять, как бродяжка, тогда ты будешь испытывать отвращение к самой себе.
Я хотел приласкать Кийю, но она отшатнулась от меня, словно от чумного.
— Ну, детка, не строй из себя недотрогу. Я, может, уже не так хорош, как раньше, но все же заметил, что нравлюсь тебе больше, чем гадирцы.
— Ты не нравишься мне вообще, — ответила Кийя. — И все же я благодарна тебе за то, что ты избавил меня от гадирыев.
— Ты еще не знаешь, что тебя ждет со мной, — усмехнулся я.
— Что бы ни ждало меня, Блейдд, как бы ни была ужасна смерть, я готова к ней. Любая смерть лучше позора, которому хотел подвергнуть меня Гадир. Я царица, Блейдд, мне лучше умереть в безвестности, чем претерпеть унижение на глазах моих давних врагов.
— Ну что ж, — обрадовался я, — тогда моя совесть чиста. Что может быть лучше казни, в которой и жертва и палач так единодушны в своем стремлении осуществить расправу, правда?
Кийя отвернулась.
— Не ты ли утверждала, что любила меня?
— Тебя, каким ты был прежде. Но сам ты, похоже, уже все позабыл.
— Я помню, Кийя, если не все, то очень многое. Но все это было давно, слишком давно, тогда я еще верил, что рожден для счастья.
— Для чего же, по-твоему, ты появился на свет?
— Для мести, Кийя, только для мести. Для того, чтобы ты прокляла меня, как проклинали и многие другие. А еще для того, чтобы однажды околеть где-нибудь в болоте, как бездомный блохастый пес, в забвении и одиночестве.
— Как мрачно, — саркастически произнесла Кийя, и легкая усмешка тронула ее губы. — Не замечала раньше, что ты склонен к трагизму.
— Я склонен к убийству, Кийя, и сейчас, более чем прежде, тебе следовало бы сдерживать свои усмешки.
Насилие мне казалось довольно пошлым и плохо вязалось с актом моей благородной мести, но в тот момент мне было все равно. Я снова привлек ее к себе, пояснив на всякий случай:
— Не думай, что нравишься мне или я вспомнил прошлое. Просто в округе нет ни одной женщины, и ты единственная, кто может скрасить одиночество старого, похотливого оборотня.
К моему огорчению, Кийя и не думала припоминать прошлое. Она не скрывала своего отвращения, страх исказил ее лицо, и оно стало некрасивым. Но ей хватило ума не кричать, из чего я сделал вывод, что она по-прежнему предпочитает общество одного оборотня целому отряду гадирцев.
Глава 8
Смертное Заклятье
На следующий день небо было по-прежнему затянуто тучами, похоже, солнце не желало больше смотреть на эту землю. Мы отправились дальше по скалистой тропе. Кийя за целый день не проронила ни слова, я же неизвестно почему злился на себя и поэтому старался вести себя более грубо.
Откуда-то из недр земли донесся ужасающий гул. Земля качнулась под ногами, как бывает на корабле при сильных волнах. Кийя присела на корточки и закрыла лицо руками. Я презрительно проговорил:
