Маргарет Уэйс - Рождение Темного Меча
Нет, говорить не о чем. Совершенно не о чем.
Сарьон осторожно, бесшумно отворил дверь. У него дрожали руки. Нервы каталиста были напряжены до предела. Ему всеми фибрами души хотелось остановиться, отказаться, остаться здесь, в тюрьме. Но вся его минувшая жизнь вдруг превратилась в гигантскую волну. И Сарьон, подхваченный этой волной, только и мог, что лететь на ее пенном гребне, хотя он и видел впереди маячащие во тьме иззубренные скалы.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
КОРОЛЬ МЕЧЕЙ
Блалох сцепил руки и положил их на стол.
— Итак, отец, вы так страдали из-за того, что совершили безнравственный поступок, и так боялись, что вас могут вынудить поступить так еще раз, что не нашли ничего лучше, чем совершить деяние столь темное и столь омерзительное, что ваш собственный орден запретил его много веков назад?
— Я же признался, что разум мой был помутнен, — пробормотал Сарьон. Колдун просто и спокойно называл вещи своими именами, и это заставляло Сарьона нервничать. — Я... я ученый... Подобная жизнь пугает меня и... и ставит в тупик.
— Но вы больше не в тупике, — сухо сказал Блалох. — Вы потрясены и испуганы, но не пребываете в замешательстве. Вы решили сдать мне Джорама и его Темный Меч.
— Этот меч необходимо уничтожить! — перебил чародея Сарьон. — Иначе я никогда бы на это не пошел.
— Конечно, — отозвался Блалох, слегка пожав плечами, как будто речь шла о треснувшей пивной кружке, а не о мече, который, возможно, способен был дать ему власть над миром.
«За какого же дурака он меня принимает!» — с горечью подумал Сарьон.
Блалох сцепил пальцы.
— Что же касается парня...
— Его надо передать епископу Ванье, — скрипучим голосом произнес Сарьон.
— Так значит, Симкин был прав, — заметил Блалох. — Вот истинная причина, по которой вас прислали в эту общину.
— Да.
Сарьон сглотнул.
— Жаль, что вы не доверились мне раньше, — сказал чародей, сложив указательные пальцы вместе и направив их на каталиста, словно маленький меч. — Вам было бы гораздо проще жить, отец. Епископ Ванье — редкостный глупец, — пробормотал Блалох. Лоб его прорезала тоненькая морщинка. Он устремил взгляд куда-то в темный угол, — если решил, что ученый вроде вас способен справиться с убийцей наподобие этого Джорама...
— Вы позаботитесь, чтобы его отправили в Купель? — покраснев, попытался настоять на своем Сарьон. — Я не могу сделать этого сам... по очевидным причинам. Мне думается, у вас есть какие-то связи среди Дуук-тсарит...
— Да. Это можно устроить, — оборвал его Блалох. — Вы сказали: «по очевидным причинам». Я полагаю, это означает, что вы не смеете вернуться в лоно церкви. Что планируете вы, отец?
— Я должен предстать перед епископом Ванье, — ответил Сарьон, зная, что именно этого ответа от него и ожидают. Он потупился и опустил взгляд. — Я совершил ужасный грех. Я заслужил наказание.
— Превращение в Камень, отец. Ужасный способ... жить. Да, я знаю. Как я вам уже говорил, мне случалось такое видеть. Именно такая кара ждет вас за то, что вы помогли создать Темный Меч, — как вам, несомненно, известно. Какое расточительство, — заметил Блалох, проведя пальцем по светлым усам. — Какое расточительство...
Сарьон содрогнулся. Да, именно такое наказание его ожидает. Способен ли он его вынести? Жить вечно, осознавая, что он натворил? Нет, если уж дойдет до этого, существуют способы покончить со всем одним махом. Например, белена.
— Однако же вас могут простить и даже объявить героем...
Сарьон покачал головой.
— Ах да, ваше второе прегрешение. Я и забыл. Так значит, вам предстоит выбирать: влачить чудовищное существование бессмертного, либо остаться здесь, в общине, и смириться с необходимостью совершать другие безнравственные деяния. — Блалох слегка приподнял пальцы, направив их прямо в сердце Сарьону. — Хотя, конечно же, всегда остается еще один выход.
Сарьон бросил взгляд на Блалоха и прочел по холодному лицу и неморгающим глазам, что тот имеет в виду. Каталист снова сглотнул. Его терзал горький привкус во рту. При мысли о том, что этот человек способен заглянуть к нему в сознание, Сарьону делалось жутко.
— Это... это не выход, — сказал Сарьон, неловко поежившись. — Самоубийство — непростительный грех.
— Из этой вашей фразы следует, что помогать мне убивать и грабить или помогать Джораму создавать оружие, способное уничтожить весь мир, — грех простительный, — с презрительной усмешкой произнес Блалох. Он расцепил руки и положил ладони на стол. — Я восхищаюсь четкостью и ясностью вашего мышления. Впрочем, это идет мне на пользу — так на что же мне жаловаться?
Сарьон, которого давно уже бросило в пот, счел за лучшее не отвечать. Пока что все шло хорошо, даже слишком хорошо. Возможно, именно потому, что ему, как сказал Джорам, не пришлось лгать. Ну, почти не пришлось. Самоубийство — непростительный грех лишь для того, кто верит в бога.
— И где же этот молодой человек? — спросил Блалох, вставая из-за стола.
Сарьон тоже встал, тихо радуясь, что под длинной рясой не видно, как у него дрожат колени.
— Он... он в кузне, — слабым голосом произнес каталист.
Этой ночью в кузнице не горел огонь. От груды углей исходил тусклый красноватый свет, но на лезвии меча играл лишь белый, холодный свет луны; на клинке все еще виднелись отметины, оставленные ударами молота; лезвие было острым, хотя и неровным.
Меч был первым, что увидел Сарьон, когда они с Блалохом возникли в залитой лунным светом темной кузне. Оружие лежало на наковальне, словно какая-то неправильная змея, греющаяся в лунном сиянии.
Сарьон знал, что Блалох тоже увидел меч. Хотя он и не мог разглядеть лицо чародея, скрытое в тени низко опущенного черного капюшона, но понял это по резкому вдоху. Даже отточенная дисциплина Дуук-тсарит не помогла ему сдержаться. У Блалоха задрожали сцепленные руки — так ему не терпелось прикоснуться к этому оружию. Но Исполняющий все-таки владел собою. Все его чувства были обострены до предела. Он потянулся разумом к темным углам кузни, разыскивая свою добычу.
Сарьон и сам невольно оглянулся по сторонам, пытаясь понять, где же Джорам. Каталист думал, что просто окаменеет от страха. Когда они покидали жилище Блалоха, его так трясло, что он едва сумел открыть канал для чародея. Но теперь, когда они очутились в кузне, страх покинул его, оставив вместо себя холодное, отчетливое ощущение пустоты.
Сарьон стоял в кузне, осознавая, что эти мгновения вполне могут оказаться последними в его жизни, и чувствовал, что мир несется в пустоту. У него было такое чувство, словно он каждую секунду проживает по отдельности, двигаясь от одной к другой с размеренностью ударов сердца. Каждая секунда поглощала все его внимание, целиком и полностью. Сарьон в буквальном смысле слова видел, слышал и осознавал все, что происходило вокруг него в эту секунду. Затем он переходил к следующей. Но самым странным было то, что все это не имело для него ни малейшего значения. Он словно бы наблюдал со стороны, как его тело играло свою роль в этой смертельно опасной игре. Блалох мог бы сейчас отрубить ему руки, и Сарьон даже не вскрикнул бы — он просто ничего бы не почувствовал. Каталисту почти зримо представилось, как он стоит в рассеянном лунном свете и спокойно смотрит на капающую кровь.
![Айзек Азимов - Думайте! [Думай!]](/uploads/posts/books/72348/72348.jpg)
