Галина Гончарова - Сестра (СИ)
А все равно!
Теперь лишь бы не напрасно!
После обыска царь кивнул на свои покои — и медленно пошел к себе. Алексей следовал за ним.
Там Алексей Михайлович опустился в кресло — и сломлено закрыл лицо руками. Не было царя. Было несчастный человек, которому было плохо и больно от предательства.
— За что она так, Алеша? Неужто не понял бы? Не простил бы?
Алексей огляделся, нашел взглядом кувшин со сбитнем, который стоял на столике у стены. Плеснул в кубок.
— Испей, батюшка.
Царь глубокими глотками пил сбитень. Дыхание его постепенно выравнивалось.
— Несчастный я человек. Все меня предают, воры одни кругом, верить никому нельзя… За что так?
— Не говори так, батюшка. Матушка тебя любила. Да и мы у тебя есть, мы не предадим. Просто иногда так бывает…
— Разогнать всех этих невест по домам…
— Не стоит, батюшка. Бояре обидятся. Ты лучше погляди на них — авось и выберешь себе любушку по сердцу?
— Я думал, она меня любит… старый, вонючий…
Кубок с силой врезался в стену.
— Отправлю ее завтра к Матвееву! И чтобы духу его в Москве не было!
Алексей покачал головой.
— На смерть девку обрекаешь, батюшка. Что с ней Матвеев сделает?
Алексей Михайлович вздохнул.
— Думать о ней — и то больно.
— Прости меня, батюшка. Виноват я перед тобой.
— В чем? В том, что молод да красив? Или что не люба тебе Наташа? Так насильно мил и не будешь…
Алексей искренне зауважал своего отца. Многие бы на его месте так поступили? Да почти никто… и гонцу, принесшему дурные вести, досталось бы, и Наталью бы на плаху поволокли, и все же…
— Сегодня решить надо, батюшка. И сделать тоже. Иначе Матвеев ее не помилует. Ты же не хочешь ей смерти?
— Нет. Пусть счастлива будет… но подальше от меня.
— В Кахети? С Ираклием?
Алексей Михайлович задумался.
— Ираклий давно у меня денег просит, но ежели так — помогу я ему. Людей не дам, а денег пусть возьмет. Обвенчать их сегодня же ночью — и пусть едут.
— Ежели согласится он?
— А коли нет — так я и Арчилу помочь могу! — Синие глаза сверкнули гневом. — Он бесприданницу не хотел? Так нынче радость у него! Сам царь за девкой безродной приданное дает! Прикажи, чтобы нашли да привели!
Алексей так и сделал. И вернулся к отцу. Оставлять мужчину одного ему не хотелось.
* * *Софья смотрела на лежащую без сил Наталью. Глаза ее были спокойны и холодны. С таким же выражением она разглядывала бы какое‑нибудь животное редкой породы. Пока еще Нарышкина не пришла в себя, но Софья хотела поплотнее забить крышку ее гроба. Слишком Наталья умна, чтобы пускать все на самотек.
А жаль.
Сложись все иначе — подругами стали бы.
Но такая мачеха ей не нужна, такая жена Алексею — тоже. Тем более, что и в памяти всплывало нехорошее. Когда‑то, давно, Петр Первый, книга Толстого… Она уже почти ничего и не помнила, но в начале там точно были Наталья Кирилловна и Матвеев. Алексею она об этом не сказала, но приглядывать за братом собиралась. Ведь если…
Хоть убивай — не могла Софья вспомнить подробнее. Как корова языком слизнула.
Наталья зашевелилась, глаза приоткрыла.
— Ты!
— Я, — подтвердила Софья. Чуть улыбнулась. — Я, Наташенька. Или ты думала, что я позволю безродной девке в постель к моему брату да в сердце к отцу влезть?
Черные глаза медленно загорались яростью. Софья чуть склонила голову к плечу.
— Не нужна нам такая, как ты. Злая, да глупая.
— Тебе ли судить?
— Мне. Не надобен нам Матвеев у трона. И родня твоя так же не надобна.
— А твоя многим лучше?
Софья головой качнула.
— Моя родня уже ничего не решает. А вот ты…
Наталья скрежетнула зубами. И вдруг спросила:
— Что со мной будет?
— Монастырь, — Софья не знала, но лгала без зазрения совести. — Ежели батюшка смилуется. А то могут и голову срубить.
— Лжешь!
Девочка пожала плечами.
— За дверью стража. Вздумаешь бежать — пеняй на себя.
Развернулась и вышла. Наталья долго не пролежала, заметалась по комнате.
Как!?
Как могло так получиться!?
Почему!?
За что!?
Вопросов было много, а вот ответов не было. Оставалось только скрипеть зубами в бессильном отчаянии.
* * *Ираклия долго искать не пришлось. И нашелся, и пред царские очи предстал, и на вопросы ответил честно.
Да, было такое. Знает он Матвеевскую воспитанницу. Только вот как царь в тот дом пожаловал — тут же ему от ворот поворот дали. Матвеев и развернул, сказал, чтобы не морочил он девушке голову. Наталья?
Да, говорила, что люб он ей.
Жениться?
Так ведь… эээ… бесприданница она, государь?… а у меня еще трон не отвоеван…
Алексей Михайлович пожал плечами.
— Войска не дам, но где найти их — ты знаешь. Ежели на Наталье женишься и с собой ее заберешь — дам я тебе денег. А нанять кого — дело несложное.
Ираклий задумался, но не надолго. Наталья ему была по душе, а уж приданое — и вовсе медом растекалось.
— Готов служить тебе, государь.
— Тогда к свадьбе готовься.
— Когда, государь?
— Сейчас.
Ираклий бросил взгляд на царевича и увидел его выразительный взгляд. Такие любой придворный читает на раз. Молчи, я все тебе расскажу.
И согласился. Единственное, что попросил — это во что другое переодеться, а то ведь из постели вытащили…
Алексей Михайлович не отказал.
Странная это была свадьба.
Ночная торопливая исповедь, мертвенно — бледная невеста с ненавистью в глазах, довольный жених, государь, выглядящий откровенно убитым горем, внешне спокойный царевич, в глазах которого плещется удовлетворение хорошо проделанной работой…
Царский духовник, который венчал эту пару, даже и не пытался что‑либо сказать. Себе дороже. А царевич успел перекинуться парой слов с Ираклием. Быстро, пока Наталью исповедали.
— Что случилось, государь царевич?
— Наталья отцу призналась, что не люб он ей. Другой ей по сердцу.
— Вот как? А что ж я…
— За того человека она замуж выйти никак не может. Но и здесь оставаться…
— Матвеев?
— Да.
Ираклий кивнул. На Матвеева и у него был зуб, Наташа ему нравилась — почему бы и не совместить приятное с еще более приятным?
Так вот и получилось. Вскоре после полуночи все было закончено — и все разошлись по своим покоям. Сына Алексей Михайлович тоже отослал. Хотелось побыть одному. Хотелось…
Сердце болело.
Алексей Алексеевич же не успел войти к себе, как у него на шее повисла Софья, хлопнул по плечу Ваня Морозов.
— Алеша, какой ты молодец!
— Ты это сделал!
— Грязно это…
Софья тут же поняла, что на сердце у брата. Усадила его в кресло, опустилась рядом на пол, заглянула в лицо.
