Джим Батчер - Грязная игра
— Ты — заносчивый сукин сын, — ответила она. — У меня есть всё, что нужно, чтобы справиться с тобой, страж. Боже, я была идиоткой, воображая, что ты хоть чем-то отличаешься от остальных.
— Вот тебе главное отличие, — продолжил я. — Отступи. Уходи отсюда. Я мешать не стану.
Она коротко, недоверчиво рассмеялась.
— У самомнения Белого Совета действительно нет границ, не так ли? — спросила она. — Вы думаете, что можете осуждать и выбирать, кому жить, а кому умереть. Устанавливаете все эти правила, по которым все остальные обязаны жить.
— Эти правила существуют не без причины, Ханна, — сказал я. — И в глубине души ты знаешь это. Но речь не о Законах магии или Белом Совете. Она о нас с тобой и о том, выйдешь ли ты из этого хранилища живой.
Я попытался смягчить свой голос, чтобы он казался менее испуганным и злым.
— Это существо внутри тебя влияет на твои эмоции. Манипулирует тобой. Она может показывать иллюзии, настолько реальные, что ты не поймёшь разницы, не прибегая к Зрению. Сказала ли она тебе об этом?
Эшер молча смотрела на меня. Я не был уверен, что она меня слышала.
Чёрт возьми. Если Ласкиэль была в голове Эшер, прямо сейчас обманывая её органы чувств иллюзией, она могла меня и не слышать.
— Ты не могла владеть ее Монетой так уж долго. Пару недель? Месяц? Я прав?
— Не притворяйся, что знаешь меня, — выплюнула она.
— Ты права, — согласился я. — Тебя я не знаю. Но я знаю Ласкиэль. Эта Монета была у меня какое-то время. Мне приходилось терпеть её в своей голове в течение многих лет. Я знаю, что она такое, как она может извращать вещи.
— Она не делает этого, — сказала Эшер. — Не со мной. Она дала мне силу и знания. За последние несколько недель я узнала от неё о магии больше, чем ото всех других чародеев за всю свою жизнь.
Я покачал головой.
— Магия огня — это чистая страсть, Ханна. И я знаю, в тебе, должно быть, накопилось много ярости. Но тебе следует обдумать свой путь к этому. Она не сделала тебя сильнее. Она просто раздула твой гнев, чтобы питать огонь. Ничто не даётся даром.
Эшер испустила горький смешок.
— Ты боишься, Дрезден. Признайся. У меня есть доступ к власти, которая делает меня опасной, и ты боишься того, что я могу сделать.
И, именно сейчас, она продемонстрировала принципиальную разницу между нами.
Я любил магию как таковую. Она — нет.
Искусство может требовать большого труда, иногда оно может быть утомительным, а иногда даже болезненным, но по большому счёту — я люблю его. Я люблю концентрацию, дисциплину, баланс. Люблю работать с энергиями и изучать, что можно сделать с их помощью. Люблю накапливающееся напряжение заклинания и почти болезненную ясность концентрации, необходимую, чтобы превратить это напряжение в действие. Я люблю практику так же, как и теорию, исследования, эксперименты с новыми заклинаниями, обучать магии других. Люблю накладывать заклинания на разнообразные изделия моего магического инвентаря, и, больше всего, я люблю, когда могу использовать свои таланты, чтобы изменить мир к лучшему, пусть даже совсем немного.
Эшер… наслаждалась, взрывая всё вокруг и сжигая дотла. В этом она была хороша. Но она не любила свой талант за то чудо, каким он был.
Она просто любила то, что могла делать, пользуясь им.
И это привело её сюда, в место, где она обладала ужасающей силой, но не тем состоянием психики, чтобы правильно понимать последствия и результаты её использования — или, по крайней мере, не настолько, насколько в том нуждалась, в глубине души. Чтобы управлять мощью, которой она теперь обладала, она должна была понимать всё на уровне животных инстинктов, проникаясь Искусством магии так полно, чтобы подлинная его суть воспринималась неосознанно.
Именно поэтому, практически каждый раз, когда она использовала магию за последние несколько дней, её целью было разрушение либо защита собственной шкуры от прямых последствий её же силы. Поэтому она не была способна применить на практике то, в чём нуждалась в противостоянии с кем-то, кто обладал широким спектром навыков. Поэтому она сосредоточилась исключительно на нападении на меня и пренебрегла собственной защитой несколькими минутами ранее. Вот почему она сказала «да» падшему ангелу, который теперь сводил с ума её эмоции.
И по той же причине она не обдумала последствия высвобождения такого количества энергии изначального разрушения в большом, но в конечном счёте, ограниченном пространстве.
У Эшер был талант, но не было образования, практики и склада ума — набора, необходимого, чтобы стать профи.
— Я боюсь, — сказал я ей. — Мне страшно за тебя. Тебя занесло на плохую дорожку, Ханна, и мне чертовски жаль, что это случилось именно с тобой. Пожалуйста, просто уходи. Пожалуйста.
Ханна сощурилась, лицо её покраснело, и она произнесла, отрубая каждое слово:
— Снисходительный ублюдок. Прибереги свою жалость для себя.
А затем с криком послала на меня ещё одно копьё адского огня удвоенной силы.
Я снова поймал его вихревым заклинанием, переплетённым с огнём Души, хотя усилий понадобилось ещё больше. И снова послал его по спирали вверх к потолку, но на этот раз направил в одну точку.
За мгновение до того, как последние капли адского огня врезались в потолок, я встал на одно колено, вытянул посох вверх и поднял самый мощный щит, который только смог создать, между собой и Эшер. Расчёт был в том, чтобы немного отвлечь её внимание на меня, подставив цель, которую она психологически не смогла бы проигнорировать.
Она закричала, яростно глядя на меня, и вновь начала собирать в руках огонь, видя только пассивную цель, ослабленную и упавшую на одно колено, которую можно было размазать третьим заключительным ударом. Но я видел горящие глаза Ласкиэль, расширившиеся от внезапного смятения и понимания, когда падший ангел сообразил, что сейчас произойдёт, на несколько сотых доли секунды позже, чем успел бы это предотвратить.
Через мгновение несколько сотен тонн расплавленных и раскалённых докрасна камней, вырванных из скальной породы собственным адским огнём Эшер, обрушились ей на голову.
Шум был ужасный. Разрушения устрашали. Светящиеся горячие камни отскакивали от моего щита, а затем начали накапливаться с обратной стороны, тесня меня и толкая назад по земле. Груда камней пихала меня добрых двадцать футов по полу амфитеатра, а Майкл лихорадочно ковылял впереди меня на карачках, чтобы оставаться под защитой щита.
Через несколько секунд падение камней стало не таким бурным и беспорядочным, и я опустил щит, задыхаясь от затраченных усилий. Я всё стоял на одном колене, не двигаясь с места и наклонившись вперёд, пытаясь отдышаться, вымотанный напряжением последних секунд. Хранилище всё крутилось и крутилось перед глазами. И когда это только началось?
