Джон Толкин - Содружество кольца
Ночь путники провели, тесно прижавшись друг к другу, в углу пещерного зала, где было чуть теплее, чем посредине, но все равно холодно; из восточной арки в зал врывались холодные сквозняки. Вокруг них была темнота и пустота, их угнетала громадность высеченного в горе лабиринта, им было одиноко и казалось, что бесконечные черные коридоры и лестницы никогда не кончатся. Самые мрачные слухи, попав в больное воображение, не вызвали бы в нем более удивительной и ужасной картины Мории, чем она сама.
— Здесь, должно быть, когда-то работала уйма гномов, — сказал Сэм. — Трудились как пчелы полтыщи лет, пока все это сделали, — и в такой скале! Зачем? Неужели они жили в этих темных норах?
— Это не норы, — оскорбился гном. — Это великое государство, Гномьи Копи, город Мория! Здесь не было тьмы и страха: свет и роскошь, великолепие подземных залов Мории были известны во всем Средиземье. Такой она осталась в наших песнях.
Гимли вскочил и не то заговорил, не то запел в темноте гортанным голосом, а гулкое пещерное эхо вторило ему:
Луна была еще без пятен,
Был молод мир зеленых скал,
И не было простых понятий,
Таких, как «камень» и «металл»,
Когда в прадавнем юном мире
Гном Дарин встал и шел один,
И с каждым шагом мир все шире
Распахивался перед ним.
Он называл пещеры, камни,
Пил из неназванных ручьев
И видел в озере Зеркальном
Отображение свое.
Кольцом вокруг чела сияла
Корона отраженных звезд,
И удивился гном сначала,
Но все, что Озеро сказало,
Потом пророчески сбылось.
Он Королем воссел на троне —
Могучий горный Властелин,
Один из тех, на чьей короне
Держался древний Гондолин.
Еще задолго до паденья
Земных великих королей
Гном Дарин расширял владенья
В горах, у самых их корней.
Сидел он, как поют сказанья,
В величественном и большом
Многоколонном тронном зале,
Где свет алмазы рассыпали
Под золоченым потолком.
Не зная, что такое праздность,
Его народ руду копал,
Искал бериллы и алмазы,
Опал и жемчуг добывал;
Плелись кольчуги, гнулись луки,
По наковальне молот бил,
Резец писал, топор рубил —
Творили чудо гномьи руки.
На арфах так могли играть,
Что разговаривали струны,
А на изделиях писать
Умели колдовские руны.
Но ныне музыка молчит.
Мир посерел, остыли горны,
Стареют горы и лежит
Глухая Тень в стране подгорной.
В пещерах Казад-Дума мрак,
Под тяжким камнем Дарин спит там,
И Копи Мории закрыты,
Но стережет их тайный знак,
А в черной глади Келед-Зарам
Корона из алмазных звёзд
Ждет часа, чтоб проснулся Дарин
И снова гномий род вознес.
— Вот это мне нравится! — сказал Сэм. — Я бы с удовольствием такое выучил… «В Пещерах Казад-Дума мрак!..» Если подумать про все эти лампы, здешняя темень кажется еще темней. А кучи золота и алмазов здесь до сих пор лежат?
Гимли не ответил. Спев балладу, он больше говорить не желал.
— Кучи драгоценностей? — сказал Гэндальф. — Нет. Орки часто грабили Морию. В верхних залах вообще ничего не осталось. И с тех пор, как гномы ушли, никто не отваживается спускаться в нижние шахты, в сокровищницы и кладовые: часть их затоплена водой, а другие окутаны тенью страха…
— Тогда зачем гномы хотят вернуться в Морию? — спросил Сэм.
— За мифрилом, — ответил Гэндальф. — Золото и алмазы были любимыми игрушками гномов, железо — их подсобным материалом. Все это здесь добывалось, особенно железо; ради этого не стоило вести такие гигантские работы — легче было бы доставлять из других мест. А вот истинное серебро, по-эльфийски мифрил, можно было найти только в Мории. Поэтому его иногда зовут Морийским серебром. Гномы называют его по-своему, но никому не говорят, как. Мифрил и прежде стоил в десять раз дороже золота, а сейчас ему цены нет, ибо на земле Средиземья его почти не осталось. Копать здесь все боятся, даже орки. Рудные жилы истинного серебра идут к северу, в сторону Карадраса, и залегают на огромной глубине. Гномы не разглашают своих тайн, но известно, что для них мифрил был источником величайшего богатства и величайших бед. Они пожадничали и проникли слишком глубоко в землю, потревожив Ужас, от которого бежали, Великое Лихо Дарина. Потом орки захватили почти весь мифрил, добытый гномами из недр, и заплатили им дань Саурону, который жадно за ним охотится.
Мифрил!.. Предмет вожделения всех народов Средиземья! Его можно чеканить, как медь, полировать до стеклянного блеска; гномы выплавляли из него металл легкий и удивительно твердый, как закаленная сталь. По красоте он был похож на серебро, но мифрил не тускнеет и не покрывается патиной. Эльфы всегда любили мифрил. Итильдин, которым сделана надпись на Воротах, чудесно врезан в камень также Морийским серебром — мифрилом. У Бильбо, кстати, была мифриловая кольчуга — подарок Торина. Интересно, куда она девалась? Наверное, собирает пыль в «Доме Сдачи» в Мичел Делвинге…
— Что?! — воскликнул молчавший до сих пор Гимли. — Кольчуга из Морийского серебра? Это королевский подарок!
— Да, — сказал Гэндальф. — Я не говорил ему, но она стоит дороже, чем его Хоббитшир со всем, что в нем есть.
Фродо ничего не сказал, но просунул руку под куртку и потрогал кольчужные колечки. Он был ошеломлен. Носить на себе ценность, равную стоимостью целому Хоббитширу! Знал ли Бильбо, что подарил? Несомненно. Да, это был королевский подарок. Фродо мысленно покинул темные Копи и перенесся в Райвендел к Бильбо и в Торбу-на-Круче в те дни, когда Бильбо еще жил там. И так ему захотелось вернуться, подстригать лужайки и бродить по полям среди цветов, чтобы никогда не знать про Морию, про мифрил, — и главное, про Кольцо!
Разговоры умолкли. Тишина была полной. Один за другим все уснули, и Фродо остался часовым. В невидимые во мраке двери из темных глубин, словно чье-то зловредное дыхание, проникал страх и сжимал его сердце. Руки у хоббита похолодели, на лбу выступил холодный пот. Он весь превратился в слух и два часа тщетно прислушивался, не в состоянии делать ничего другого. Но ничего не услышал — даже шагов босых ног.