Лиланд Модезитт - Инженер магии
Более восьмидневки ушло у Доррина на расчистку прибрежной полосы и рытье за кормой донного канала. Теперь пришло время освободить корму из песчаного плена. Что и будет сделано, если его расчеты верны.
Вернувшись к бочонку, Доррин открывает крышку, извлекает вощеный пакет с первым зарядом и направляется к тому месту, где уже воткнута в песок лопата. Вырыв яму глубиной в пару локтей, он опускает туда заряд, поджигает фитиль и прячется за корпус судна.
Грохочет взрыв. В воздух взлетает фонтан песка.
Вернувшись, Доррин осматривает воронку и решает, что заряд можно было бы заложить и поглубже. А вот осмотр корпуса его не разочаровывает: корабль заляпало мокрым песком, но никаких новых повреждений не появилось.
Юноша роет очередную яму, закладывает туда очередной заряд и снова прячется за корабль.
После второго взрыва яма за кормой начинает заполняться водой. Ее, однако, необходимо расширить, и Доррин пускает в ход заряды с длинными, спрятанными в навощенные трубки запальными шнурами.
Еще четыре взрыва, и «Хартагей» оказывается на плаву — он покачивается в озерце холодной воды.
Однако работа еще далека от завершения. На всякий случай привязав к поясу надутый пузырь, юноша забирается в утлую лодчонку, едва выдерживающую вес человека и небольшого якоря. Он гребет в море, следя за тем, как разматывается якорный канат. Когда в бухте остается не больше дюжины локтей, Доррин подбирается к корме и сбрасывает якорь в воду. Облегченная лодка подскакивает так резко, что он падает, ударяясь спиной о скамью.
— Тьма!
Юноша налегает на весла, опасаясь, что даже кожаные рукавицы не уберегут ладони от мозолей.
Привязав лодку к судну, он взбирается на корму и берется за рукоять лебедки. Шхуна скрипит, качается и продвигается к морю примерно на локоть, однако затем опять застревает. А вот рукоять поворачивается без напряжения — якорь сорвался с дна. Доррину не остается ничего другого, как подтянуть якорь к борту, снова спуститься в лодку и повторить все сначала. Хорошо еще, что море сегодня спокойное.
Вернувшись, он отпивает из фляги воды и снова берется за лебедку. Осторожно, не более чем по четверти оборота за раз, он начинает подтягивать шхуну к открытой воде. На сей раз якорь зацепился прочно, и корабль, содрогаясь, ползет по прорытому каналу к открытой воде.
К полудню судно уже стоит на якоре за пределами отмели, и под его килем не менее трех футов воды.
Вздохнув с облегчением, юноша одну за другой запускает две взлетающие на сотню локтей зеленые сигнальные ракеты.
Подав условленный знак, он допивает воду, съедает ломтик сыра и полкраюхи хлеба и обшаривает взглядом горизонт в поисках Лидрал и «Потешного Зайца». Но над горизонтом вьются лишь чайки — никаких парусов не видно. Наконец на севере появляется сутианский корабль, вдвое превосходящий шхуну размером.
Доррин машет зеленым флагом и, когда на судне поднимают такой же, запускает в его сторону ракету, к которой прикреплен линь. Она падает в воду перед самым носом корабля.
Свесившийся с борта матрос цепляет линь багром. Доррин плавно стравливает сначала линь, а потом и привязанный к нему буксирный канат. Как только канат натягивается, он обрубает трос якоря.
«Хартагей» раскачивается, натянутый как струна канат гудит, и юноша начинает опасаться, как бы он не лопнул. Однако пока шхуна следует за «Потешным Зайцем». От Доррина требуется одно — пока они не приблизятся к молу, держать штурвал крепко и не давать рулю вихлять.
У мола «Заяц» останавливается и спускает шлюпку с четырьмя моряками. Двигаясь вдоль каната, они подплывают к шхуне, привязывают лодку и поднимаются на палубу.
— Смышленый ты малый, мастер Доррин, — говорит шкипер «Зайца», проверив рулевые тяги и поставив к штурвалу одного из своих людей. — Мало кто верил, что это корыто снова поплывет.
— Я едва сдернул шхуну с места, — смущаясь, говорит Доррин, — да и то лишь потому, что у нее малая осадка.
— Не прибедняйся. Ты не моряк, а корабль вызволил. Теперь надо затянуть его в гавань, но это дело нетрудное. Настоящие трудности, — мореход смеется, — начнутся у тебя, когда ты приведешь лохань в порядок. Скажу тебе честно — быть судовладельцем еще та морока!
CXXXII
Копыта Меривен постукивают по покрывшей мостовую ледяной корке. Все окна «Рыжего Льва», кроме ближайшего к главному входу, закрыты ставнями, однако над трубой поднимается тоненькая струйка дыма.
Ставни трактира дребезжат под напором ветра с Северного Океана. Свернув на почти пустую улицу, что ведет к конторе Тирела, Доррин касается своего черного посоха — по нынешним временам с ним лучше не расставаться нигде.
Проехав мимо стучащегося молотком в дверь малого в пастушьей куртке и двоих работников, выкатывающих бочку из мастерской бочара, он приближается к гавани.
Все причалы пусты, окна складов плотно закрыты ставнями. Возле западного мола на колодах покоится «Хартагей».
Привязав Меривен под навесом верфи — сейчас стапеля пусты — юноша берет кожаную папку и направляется в здание, рядом с которым находится шхуна.
— Только ты мог притащиться в такую погоду, — ворчит управляющий по имени Тирел.
Расстегнув куртку, Доррин достает из папки чертежи и раскладывает их на столе, придавив утлы кусочками кирпича.
— Мне нужно, чтобы платформа была обрасоплена вот так, — говорит он Тирелу, указывая на верхний рисунок. — Лестницы...
Тирел, не обращая внимания на копоть и запах не совсем чистого масла, поправляет лампу так, чтобы на стол падало больше света, и всматривается в чертежи.
— Ну и крепкую же платформу ты хочешь! На кой тебе такая?
— Мне нужна очень крепкая, чтобы выдержала сто стоунов железа.
— Тогда тебе потребуется какой-то противовес, а то и перевернуться недолго. И потом — ежели мы установим эту штуковину, как ты собираешься попадать в трюм?
Тирел подходит к очагу и бросает туда маленькое поленце.
— Ну и зима, того и гляди задница отмерзнет! Не иначе как поганые чародеи наворожили.
— А ты что предлагаешь? — спрашивает Доррин, глядя на чертежи.
Протолкнув кочергой поленце поглубже, Тирел возвращается к столу, закусывает нижнюю губу выступающими передними зубами и бормочет:
— Ежели, например, передвинуть вот эту часть на пару локтей...
Доррин хмурится, понимая, что в таком случае наклон оси окажется еще больше, тогда как он всячески стремился свести его чуть ли не на нет. Правда, с другой стороны ось тогда будет короче, а значит и легче.
— Ладно, но коли так, то и брасопить придется по-другому, — говорит он.
