Павел Молитвин - Ветер удачи
На следующий день Нганья принесла Хутама во дворец и, оставшись наедине с Ильяс, сообщила, что Таанрет вместе с Валихамуном и Гордасом рано поутру отплыл из Мванааке на торговом корабле, направляющемся в Мельсину. У ее мужа еще оставалось немало сторонников в столице и даже среди дворцовой челяди, так что тайным его отъезд оказался только для нелюбопытных. Но Кешо, надобно думать, и не делал из этого особого секрета. Очень может статься, что он, по совету Газахлара, сам же и позаботился о том, чтобы об отъезде его соперника из столицы узнало как можно больше народу. Ибо, ослепив Таанрета, мог его больше не опасаться. Известие же о постигшей соперника Кешо участи должно было послужить кое-кому хорошим уроком, научив осмотрительности в словах и делах…
Выслушав подругу, Ильяс устроила безобразную сцену. Но выла, визжала и лезла на Нганью с кулаками, кусалась и царапалась она не потому, что не поверила ей. Поверить-то она как раз поверила, однако гнев, боль и ужас, вызванные известием о нанесенном ее мужу увечье и новом предательстве отца, были столь велики, что Ильяс не сумела справиться с ними, удержать их в себе. И Нганья, видя, что ей совершенно необходимо выплеснуть их на кого-то, дабы не лопнуть, как перезрелый плод тхайи, даже не пыталась образумить подругу. Вместо этого она честно дралась с ней, воображая, что лупит Газахлара или Кешо, и в голос ревя от горя, которому ничем не могла помочь. А потом они ревели обе, и Нганье пришлось бежать из дворца, ибо весть, которую она принесла, дочь Газахлара, по его расчетам, не должна была получить так скоро.
О времени, прошедшем после побега Нганьи, которому никто, естественно, не препятствовал, Ильяс сохранила самые смутные воспоминания. Она что-то ела, пила, с кем-то разговаривала, кормила Хутама, пока как-то разом, вдруг не кончилось молоко. По настоянию приставленных к ней не то служанок, не то сторожих стала, после переезда во дворец, выбираться в императорские сады, и здесь-то ее и разыскали Нганья с Дадават.
Им не пришлось долго уговаривать Ильяс бежать из дворца, поскольку мысль о предстоящем замужестве была ей в высшей степени омерзительна, а охватившее ко всему на свете, в том числе и к собственной судьбе, безразличие начало к тому времени понемногу рассеиваться. Его место заняли злость, упрямство и понимание того, что, несмотря на обрушившиеся на нее беды, жизнь продолжается. И если уж она не сумела помочь своему мужу, то должна хотя бы позаботиться о судьбе сыновей. Известий от Мутамак не было, и это, пожалуй, даже радовало молодую женщину. Что же касается Хутама… Главную опасность представлял для него ребенок, которого она могла родить от Кешо, и это был еще один довод в пользу бегства. Но бежать надобно было не просто из дворца или же из столицы, а из империи, дабы не дрожать каждое мгновение, ожидая появления соглядатаев Кешо.
Поначалу Ильяс страстно желала выкрасть Хутама, однако сделать это было невозможно, ибо Кешо — а может, Газахлар? — распорядился, чтобы их не оставляли наедине во время не слишком продолжительных встреч. Да и одному Великому Духу ведомо, как встретили бы малолетнего претендента на императорский трон в Кидоте, где имелась у Нганьи какая-то дальняя родня. Едва ли Кешо станет выставлять себя на посмешище, требуя от соседей выдачи сбежавшей от него невесты, а вот обвинить их в похищении наследника престола очень даже может…
Нет, о Хутаме ей незачем беспокоиться, уговаривала себя форани, проходя по кипарисовой аллее к лестнице, ведущей на вторую террасу. Если их с Нганьей побег удастся, Кешо придется пылинки с ее сына сдувать. Оставаясь здесь, она, будучи игрушкой в руках «Сберегателя императора», ничем не в состоянии ему помочь, но что помешает ей, вырвавшись из-под стражи, вернуться за сыном, когда Кешо и его приспешники будут этого меньше всего ожидать? Она вернется. Обязательно вернется и постарается сделать так, чтобы и отец, и Кешо дорого заплатили за содеянное с Таанретом, за подлый обман, за все-все-все…
Очутившись на второй террасе императорских садов, молодая женщина устремилась к рощице агав, за которой располагался подземный, выполненный в виде пещеры спуск на первую террасу. Именно там ее еще могли перехватить, устроив засаду, прислужники Кешо. Но если до сих пор она ни разу не заметила, чтобы за ней тайно наблюдали, то почему сегодня что-нибудь должно измениться? В конечном счете не так уж сильно «Сберегатель императора» стремится заполучить ее в жены, иначе свадьба давно бы уже состоялась. Кешо знает, какие чувства она к нему испытывает, и, может статься, ждет не дождется, когда же Ильяс уберется из дворца. А почему бы, собственно говоря, и нет? Мысль о кинжале, который она рано или поздно вонзит ему в горло, была весьма соблазнительной, и подругам не без труда удалось отговорить ее от идеи устроить маленькое кровопускание, вполне, право же, уместное на брачном ложе.
Войдя в подземный переход — один из полутора десятков, имевшихся на территории императорских садов, — Ильяс подождала, пока глаза привыкнут к тусклому, льющемуся из нескольких хитро замаскированных щелей свету и побежала вниз по плавно изгибавшейся лестнице, словно нарочно задуманной так, чтобы на ней удобно было устраивать засады. Так оно, в общем-то, и было: подземные переходы являлись излюбленным местом игр малолетних Небожителей, и Ильяс отлично помнила, как они с Дадават подкарауливали здесь заносчивого и самоуверенного Дунгу…
В глаза форани ударил солнечный свет. Засады не было. То есть во все те ловушки, которые были ей приготовлены, сначала Таанретом, а потом отцом и Кешо, она уже попалась, и теперь ее, похоже, отпускали по той же причине, по которой выгоняют на улицу, «даруя свободу», престарелых, ни на что не годных рабов. Молодая женщина замедлила шаг, плечи ее опустились, и тут от края первой террасы, обрывавшейся крутой стеной, выходящей прямо на идущую к морскому порту дорогу, донесся нетерпеливый крик:
— Ильяс! Ну наконец-то! Сколько тебя можно дожидаться?!
Она подняла голову и увидела на фоне нестерпимо сиявшего в солнечных лучах моря Нганью, Дадават и еще какого-то незнакомого мужчину. Или нет, знакомого. Третьим был Фанкел — тот самый воин, которого Таанрет звал некогда в бреду и который возглавлял защитников «Мраморного логова», столь удачно отбившихся года полтора назад от отряда подосланных Кешо убийц.
— А мы тебя ждали-ждали и не вытерпели. Даже Усуглас хотел на террасу лезть, насилу его удержали.
Нганья, подбежав к Ильяс, потащила ее к широкому парапету, ограждавшему край императорских садов. Фанкел, скупо улыбнувшись, принялся разматывать веревочную лестницу, убранную, дабы не привлекать внимания проезжающих по дороге в порт и из порта. Дадават, всхлипнув, обняла подругу за талию и замахала рукой мужу, стоящему в некотором отдалении от дороги между двумя крытыми арбами. Запряженные в них ослики старательно объедали выжженную солнцем траву, наряженный в серую хламиду Усуглас был по-прежнему толст, неуклюж и ничуть не похож на оксара. Чувствовал он себя, однако, в непривычном наряде неплохо и так увлекся разговором с голоногим мальчишкой-возницей, что не заметил ни появления на парапете Ильяс, ни подаваемых ему женой знаков.
