Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – майордом
Я держался невозмутимо, пусть принимают меня за телохранителя или просто за самого рослого воина в его охране.
Мы подъезжали к центральной площади, впереди громада сверкающего белоснежным мрамором королевского дворца, как вдруг из редкой цепочки горожан, с пугливым любопытством глазеющих на нас, выбежала женщина.
Телохранители замешкалась, женщина без оружия, волосы растрепаны, вид отчаянный, один склонился и протянул руку, чтобы ухватить ее за волосы, но она упала наземь и обхватила передние ноги Зайчика.
– Ваша светлость!..
Я сказал телохранителям быстро:
– Тихо-тихо!.. Не на виду же у всех… Что ты хочешь, женщина? Власти будут милостивы и справедливы. Приходи в канцелярию или как ее тут…
Она подняла залитое слезами лицо, глаза отчаянные.
– Ваша светлость!.. Мой муж несправедливо брошен в темницу!.. Умоляю, освободите его!
Я сказал строго:
– Ничто не будет решаться по моей милости!.. Все решает закон и справедливость. Ему подчиняюсь даже я.
Барон Альбрехт подбадривающе кивнул, мол, хорошо сказано. И, главное, громко, все услышали.
Зайчик осторожно, но настойчиво выдернул копыта из женских рук, осторожно перешагнул через нее и пошел дальше. Она в отчаянии прокричала вслед:
– Мой муж барон Фортескью!.. Он мухи никогда не обидел, а его обвинили в убийстве своего товарища!.. Это несправедливо!
Мы проехали дальше, я строго и по-отценародьи смотрел вперед, но в мозгу медленно как всплыло это имя, так и высветилась сценка, когда я его услышал… Первый раз, когда один из вельмож короля Кейдана похвалялся, что сегодня же ночью вломится в спальню дочерей отсутствующего герцога, а этот барон Фортескью его всячески отговаривал. Второй раз, когда тот дурак все же пытался вломиться к Дженифер, я тогда прятался в тени. Этот дурак принял меня за Фортескью, и я, подражая голосу барона, еще раз предостерег, а когда тот спьяну оскорбил жену барона, я расплющил его лихим броском молота… А наутро ничего не понимающего барона Фортескью повязали, заковали и бросили в темницу.
Угрызения совести начали копошиться хоть и слабо, но ощутимо. Я остановил коня, поинтересовался у горожан:
– Где здесь городская тюрьма?
На меня смотрели, раскрыв рты, потом спохватились и начали указывать наперебой:
– На улице Бронников…
– Еще есть в Сером квартале…
– На площади оружейников…
Я покачал головой.
– Нет, мне нужна для знатных лордов.
Тут все дружно повернулись в другую сторону, сразу десяток пальцев указали на приземистую башню.
– Вон там!
– В башне?
– Нет, под нею!
– Понятно, – сказал я, – казематы, темницы… Зайчик, сделаем небольшой крюк по дороге.
Граф Ришар смотрел с недоумением, барон Альбрехт спросил тихо:
– Сэр Ричард, сейчас ли заниматься такими мелочами?
– Он по моей вине все это время в темнице, – ответил я виновато. – Я его подставил.
Он покачал головой, в глазах росло великое уважение.
– Кто бы подумал, глядя на ваше невинное лицо паладина.
Граф Ришар буркнул:
– Когда же вы успеваете?
Я загадочно улыбнулся, мол, вот такое я замечательное говно, и в сопровождении двух телохранителей пустил коня к мрачному зданию. Охрана уже разбежалась, но, к счастью, тюремщики на месте, понимают, их служба нужна любой власти, меняются только заключенные.
Меня ввели в крепость из массивных грубых блоков, затем в подвалы, где в тесных каменных мешках сидят обвиненные. Я снова напомнил нетерпеливо, что мне нужен именно барон Фортескью, только он.
Наконец нужная металлическая дверь отворилась со скрипом. Крохотное тесное помещение наполнено смрадом, и если бы я не перешел на ночное видение, даже не увидел бы в углу на охапке гнилой соломы скорченного человека. За мной топали и переругивались хриплыми голосами, чья-то рука из-за спины протянула небольшой смолистый факел.
Я взял и медленно спустился по ступенькам. Человек зашевелился, обросший длинными волосами, худой, с желтой восковой кожей. Он заслонялся от яркого для него света растопыренными ладонями.
Я спросил с неловкостью:
– Барон Фортескью?
– Да, – ответил он сиплым простуженным голосом, – я им был… но так меня уже давно никто не называет…
– Вы не поражены в правах, – заверил я. – Барон де Фортескью, вы свободны!.. Все обвинения с вас сняты. За время, проведенное в темнице, получите… э-э… компенсацию.
Человек с трудом поднялся, его шатало, он хватался за стену, почти неслышимым голосом спросил:
– Кто… вы? Ваше лицо мне знакомо…
– Сэр Ричард Длинные Руки, – ответил я. – Сын герцога Валленштейна, который защищал своих сестер от посягательств вельмож короля.
Он прошептал:
– Помню…
– Прекрасно, – сказал я, – память вам не отшибли.
– Но… как вы… здесь…
Я кивнул тюремщикам, они спустились в камеру и, подхватив заключенного под руки, аккуратно повели наверх. Я сказал им в спины кротко:
– Я решил, что такой король не заслуживает трона. Со мной большое войско, в герцогстве нашлось много славных воинов. Вы в этом убедитесь. А сейчас вам помогут помыться, переодеться, и… ваша жена ждет вас!
Он обернулся и спросил торопливо:
– Как она?
Я ответил с подъемом:
– Поздравляю вас, барон! У вас верная и любящая супруга. Она бросилась под копыта моего коня, только бы сказать, что вы невиновны…
Он охнул.
– С нею все в порядке? Я просил друзей, чтобы заботились о ней…
Я проглотил готовое сорваться с языка замечание, как в окружении Кейдана понимают заботу о женах других придворных, но, наверное, барон Фортескью на такие пустяки махнет рукой, лишь бы жена жива и здорова и чтоб имение не отняли…
На выходе перепуганный комендант протягивал мне ключи от всех камер. Я спросил строго:
– Кто еще в заключении?
– Все камеры полны, – ответил он поспешно. – У нас только знатные люди…
– За что сидят?
– Одни за измену, другие уличены в сношениях с противником, двое за растление малолетних…
Я удивился:
– За это сажают?
Он развел руками и стыдливо потупил глазки.
– Те малолетние оказались из знатных семей. Одна даже в дальнем родстве с королем…
– А, – сказал я, – тогда понятно. Этих оставить, остальных отпустить по случаю восшествия в город славного и милостивого сэра Ричарда Брабантского. Ты понял, скотина, кто это?
Он рухнул на колени.
– Сэр! Я понял сразу, как только увидел вас! Издали!
– Тогда бди, – сказал я зловеще. – Власть поменялась, но все шестеренки должны крутиться. Я не допущу беспорядков!
Глава 10
Королевский дворец после короткого коллапса начинает оживать. Слуг и лакеев осталось маловато, сбиваются с ног, стараясь угодить новым хозяевам. Рыцари и кнехты еще кого-то деловито насилуют, но грабить я запретил, а простое насилие для просвещенных аристократок совершеннейший пустяк, недостойный даже упоминания.
