Дэйв Дункан - Мать Лжи
— Благодарю, — сказал Орлад. (Зависть.) Пурпурную хламиду должен был носить он.
— Марно хочет сделать тебя командиром городского гарнизона. Он считает, что этот пост должен занимать член семьи. Он обещает присвоить тебе соответствующее звание, как только ты себя проявишь, после чего ты также станешь членом Совета.
— Мой господин очень добр, — прорычал на флоренгианском Орлад. (Недоверие — удовольствие.)
— Ты это заслужил. — Марно повернулся к Чайзу. (Омерзение.)
Дантио удивила ненависть дожа. Улыбка Фабии скрывала недоверие и подозрения. Как Свидетель, а не как член семьи, Дантио отметил, что жизни Чайза Селебра угрожает серьезная опасность.
Что изменилось? В Веритано Кавотти всячески показывал свое презрение к мальчишке, но втайне жалел, что должен жестоко с ним обращаться. Скрытая симпатия к Чайзу — качество, совершенно не характерное для вериста, — была одной из самых удивительных черт, которые отметил в нем Дантио. Да и Фабия тогда искренне поддерживала сводного брата. Почему же их отношение к нему изменилось?
Чайз явно понимал, как к нему относятся новые правители Селебры, поскольку его мальчишеская улыбка скрывала ужас и убийственную ненависть. Мать Лжи! Как ему удается так ловко притворяться?
— Лорд Чайз, — формально заговорила Фабия, — в прошлом году ты должен был стать полноправным гражданином Селебры. Человек, виноватый в том, что ты не присутствовал на церемонии… — Она улыбнулась мужу. — …сожалеет о тех неудобствах, которые тебе пришлось терпеть. Он уже распорядился организовать для тебя частную церемонию. Поздравляю с совершеннолетием, брат.
Чайз принялся пространно благодарить дожа и его жену. (Презрение — недоверие.)
— Поздравляю, — сказал Орлад.
Чайз снова фальшиво улыбнулся.
— Благодарю вас, вожак стаи. — И на безупречном вигелианском добавил: — Ты ведь больше не хочешь оторвать мне голову, брат? (Отвращение.)
— Уже не так сильно. (Насмешка.)
— Прекратите оба! — закричала Оливия. Ее страх и гнев мог ощутить даже обычный человек.
Ее крик заставил братьев замолчать. Оба заулыбались, словно всего лишь обменялись безобидными шутками, но ярость бушевала в них с прежней силой. Орлад испытывал личную неприязнь к мальчишке: Чайз был олицетворением тех обид, которые Стралг нанес его матери. Однако чувства вериста не шли ни в какое сравнение с чувствами Фабии или Кавотти. Впрочем, больше всех Чайз ненавидел Орлада, ведь именно он убил его настоящего отца.
Что же все это означает?
У Дантио не было доказательств, удовлетворяющих требованиям мэйнисток, но если учесть то, что он видел утром, а также чувства Фабии и странную историю о спасении из Веритано, не остается сомнений, что Чайз Селебр — Избранный. Чтобы похоронить человека живьем, требуется куда меньше доказательств.
— Дож Пьеро даровал тебе поместье в Фауниани, — сказал Марно мальчишке. — Ты там бывал?
— Нет, милорд. Папа считал, что мне небезопасно там появляться.
— Там и сейчас неспокойно, но я уверен, что это тебя не остановит. Можешь попросить одного из командиров охоты выделить тебе эскорт. Твои покои во дворце также останутся за тобой.
С Чайзом обошлись на удивление щедро, ведь многие селебриане поддержали бы желание Орлада и сразу оторвали бы ему голову. Чайз принялся благодарить дожа и его супругу, затем к нему присоединилась Оливия. Все улыбались, но под водой по-прежнему кружили акулы.
Дантио содрогнулся. Ему давно пора покинуть Селебру. Однажды он уже нарушил клятвы, и на второе прощение рассчитывать не приходится. «Никогда не вмешивайся, никогда не предупреждай». Он должен предоставить Фабии и Орладу самостоятельно вести это сражение. Точнее, с ним может справиться только Фабия. Конечно, Орлад — грозный убийца, но у него нет ни одного шанса против Избранного, каким бы слабым и безобидным не выглядел сейчас этот щенок.
ГЛАВА 44
Ближе к вечеру, когда тени удлинились, а летний жар тяжелым покрывалом лег на улицы, на берег высадился молодой и хорошо сложенный человек. Он спрыгнул на землю еще до того, как лодку привязали к причалу. У него была с собой лишь небольшая сумка; набедренная повязка заметно обтрепалась, а кусок ткани на шее испачкался и пропитался потом. Даже золотые волосы и борода нуждались в уходе.
Никто не стал задавать ему вопросов, хотя во многих городах существовали суровые правила, когда дело доходило до молодых людей с шарфами на шее. Обычно городские власти сразу же отсылали их прочь. Иногда им предлагали снять шарф, но прежде обязывали принести клятву верности городу и его войску.
Путник не обращал внимания ни на уличных торговцев, которых было полно в порту, ни на носильщиков, перетаскивавших разные грузы. Он сразу же зашагал к ближайшему переулку и исчез в его тени. После этого он старался идти так, чтобы стена оставалась справа от него, а свою сумку с вещами нес на левом плече, скрывая лицо. И хотя улицы были похожи одна другую — повсюду стояли одинаковые дома — он шел вперед без малейших колебаний.
Другие пешеходы старались уступать ему дорогу. Те несколько человек, что едва с ним не столкнулись, в последний момент успевали заметить его шарф, шрамы и взгляд, после чего сразу отходили в сторону, бормоча извинения. Дело прежде всего было во взгляде.
Свернув за угол, он оказался в незнакомом месте — перед ним высилась стена, построенная совсем недавно. Он предположил, что где-нибудь в ней обязательно найдется проход. Да… в больших городах становится все меньше и меньше свободного места. Он свернул направо, потом налево и вскоре оказался возле мраморных ступеней перед фасадом большого каменного здания. Он и забыл, какое оно огромное. Однако в памяти всплыли другие вещи. Недовольно фыркнув, путник поднялся по ступеням и вошел внутрь.
Просторный круглый зал напоминал гигантскую птичью клетку: двенадцать входов и двенадцать стен, похожих на колонны, поддерживающих куполообразный потолок. В этот жаркий летний день здесь царили тень и прохлада, но зимой по залу наверняка гулял холодный ветер. Мебель полностью отсутствовала, зато у основания каждой стены стоял алтарь со статуей бога или богини, высеченной из мрамора цвета меда. Это был Пантеон, дом Светлых. Статуи потрясали воображение: того и гляди, боги сойдут вниз, беззаботно смеясь, и отправятся по небесным домам.
«Обойду Пантеон и сразу назад», — подумал путник. Если вернуться на берег до заката, то в лодке еще найдется свободное место; в противном случае он проведет ночь в храме Эриандера и до рассвета его покинет.
