Роберт Желязны - Одержимый волшебством. Черный Трон
— Неужели больше ничего нельзя сделать?
Она покачала головой.
— Мы должны ждать, когда она снова устанет. Я не могу воздействовать на нее напрямую, а могу только отражать атаки, которые посылает она. Как только она устанет, мы должны направиться к ближайшему берегу. Иначе, рано или поздно, она нас потопит.
Так и продолжалось. Лиги оберегала нас, как могла. На следующий день я был на снастях, чтобы ослабить натяжение и сберечь очередную мачту. Странное дело, во время шторма высота не действовала на меня так пугающе, как в погожий ясный день.
Не знаю точно, слышал ли я за устрашающим ревом ветра крик, донесшийся снизу, но я почему-то посмотрел на палубу и увидел, как двое из команды крепко ухватились за пиллерс, а один из них указывает на правый борт. Я посмотрел в этом направлении и был совершенно поражен тем, что увидел.
Судно, подобное призраку, надвигалось на нас, рассекая бушующие волны, как плывущий Джаггернаут. На его рангоутах плясали огоньки, они светились бледно-зеленым на фоне черного неба. Вспышки молний образовывали на его палубе беспорядочные плавающие тени. Все судно производило впечатление очень древнего и было выстроено в стиле, использовавшемся несколько веков назад. Но оно было намного больше обычного судна такого типа. Самым тревожным было то, что оно неслось на всех парусах, в то время как шторм был в полном разгаре.
У меня снова возникло чувство, что По каким-то образом находится рядом. Потом показалось, что и Энни — тоже. Она боролась с Темплтоном, пытаясь противостоять наркотикам или другим методам, которые он применял к ней. Я знал об этом, потому что слышал, как она звала меня по имени голосом, какой бывает когда очнешься от глубокого сна. В моем мозгу словно бы пронеслась мысль, что я должен окликнуть приближающееся судно. Но времени не было.
Энни вскрикнула, когда оба корабля столкнулись, и мне показалось, что от сильного толчка все мое тело бросило на снасти незнакомого корабля.
Сначала у меня не было сомнений, что удар был физически ощутим. Но потом я пришел к заключению, что мое перемещение с одного корабля на другой имело другое объяснение.
Часть XI
Прижавшись к стропам, одной ногой встав на него, я смотрел, как суда расходились. Обнаружив, что все еще сжимаю в руке нож, которым пользовался, я убрал его на случай, если он понадобиться в будущем. Если только корабли еще раз сблизятся, я знал, что надо будет попытаться перебраться на свое судно. Увы, сила инерции отнесла странное судно далеко от «Эйдолон» прежде, чем оно развернулось опять. Когда я посмотрел назад, а потом вниз, мне показалось странным, что ни один из кораблей не пострадал от столкновения; «Эйдолон» все еще была на плаву, пока не скрылась из вида.
Медленно я спустился с тросов. Огромные полотнища парусов хлопали и полоскались на ветру, как гигантские музыкальные инструменты, я ориентировался на дрожащие внизу огоньки фонарей.
Первое, что я понял, ступив на палубу, было то, что все здесь внизу казалось гораздо устойчивее. Сверху мне виделось, будто все падает и катается, но оказавшись здесь, я увидел более спокойную обстановку, наверное, потому, что на этом уровне равновесие было более устойчивым. Даже звуки шторма здесь, внизу казались тише.
Я искренне предполагал, что ко мне подбежит кто-нибудь из команды, справится о моем самочувствии и предложит любую необходимую помощь. Но вокруг все было так, словно меня не существовало. Они ходили вокруг, делали свои дела, укорачивали тросы, меняли направление паруса, не обращая на меня никакого внимания. Сначала я принял это за грубость. Но только сначала. Я подошел поближе и встал прямо перед человеком, который нес на плече моток каната. Когда он приблизился, согнувшись и тяжело дыша, его взгляд, казалось, прошел сквозь меня. Он слегка свернул и прошел мимо меня, словно я был частью надпалубных построек. Я приблизился к другому, который был занят укреплением ослабевшей доски планшира. Я помахал рукой у него перед носом, но он совершенно не обратил на это внимания. В недоумении я решил попробовать обратиться к другим. Все они были в одинаковой старинной одежде, дряхлые, трясущиеся, с поредевшими волосами.
Я отошел от этих людей и приблизился к борту, словно духи стихии могли мне что-нибудь объяснить, если б я обратил на них достаточно внимания. Они завывали, они надвигались, но корабль продолжал идти. Никакого объяснения, однако, не последовало. Но что все-таки произошло потом, какое-то время спустя (о, Время! — каким тягучим и неопределенным казалось оно здесь!) было появление древнего старца, которого я сразу воспринял как капитана. Его колени согнулись под тяжестью прожитых лет, все его тело колыхалось, словно от непосильной ноши. Но у него были с собой различные приборы, он выбрал место поудобнее, вынул подзорную трубу странного вида и приложил ее к глазу, в то время как перед ним плясали молнии и потоки дождя друг за другом низвергались с высоты. Удовлетворенно кивнув, он убрал прибор в футляр и достал новые — это были компас и секстант — словно и в правду собирался что-то измерять. Потом, бормоча что-то себе под нос на языке, который невозможно было разобрать, низким надтреснутым голосом, он убрал и эти приборы. Сделав какие-то измерения с помощью лага, который был у него с собой, он повернулся и направился в сторону трапа, откуда он появился.
Я поспешил последовать за ним, странным образом очарованный этим слабым и парадоксально мощным человеком. Я вошел в его каюту следом за ним, встал около двери и осмотрелся. Пол был устлан толстым слоем морских карт, фолиантов в металлических окладах, научных приборов, пришедших в негодность. Капитан поднял одну из карт, расстелил ее на столе и стал сосредоточенно разглядывать. Потом он, подперев голову руками, устремил свой взгляд вдаль.
Я откашлялся. Никакой реакции не последовало.
— Хм, сэр? — сказал я.
Ничего.
Может быть, он просто плохо слышит? Но каким-то образом я понял, что причины были не в этом. Я осторожно пошел вперед, повторив свое вопрошающее приветствие и сделав попытку дотронуться рукой до его плеча. Когда я сделал это, между нами, казалось, вспыхнул маленький зеленый огонек, и моя рука соскользнула, словно попала в водопад. Старик даже не повернул головы. Я продолжал смотреть на него, не зная, что делать.
Потом внезапно он встал. Он был почти одного со мной роста: около пяти футов восьми дюймов. Ладно скроенный костюм хорошо сидел на его пропорциональной фигуре. Его старческие глаза были серого цвета. Глядя на него, я был охвачен чувством суеверного страха, почтения и изумления, его манера держаться странно сочетала в себе детское своенравие и достоинство, свойственное богам. Следуя за ним, я увидел, как он взял бумагу, — это, по всей видимости, была доверенность — и хотя специально заглядывал через плечо, но не мог понять, чье имя было написано на ней, заметил только, что оно было коротким. На бумаге, однако, как-будто бы была печать и подпись какого-то монарха…
