Дэйв Волвертон - Братство волка
Натянув тетиву, Миррима проверила, просохла ли она за день. Лук побывал в воде, и девушка опасалась за последствия.
На зарубках, где тетива крепилась к крыльям лука, были приклеены смесью березовой смолы и угольной пыли пластинки из коровьего рога. Они предохраняли дерево от проникновения влаги в тех случаях, когда крыло касалось сырой земли, и сэр Хосвелл предупредил девушку, что их следует раза два в год высушивать над огнем и пропитывать льняным маслом. Лучше всего, говорил он, не допускать, чтобы концы лука подолгу прикасались к земле. Миррима ощупала роговые пластинки, дабы убедиться, что они сухие.
Затем она взяла учебную стрелу, проверила древко.
Во всем Рофехаване пользовались одинаковыми методами для вытачивания прямых стрел, но Хосвелл велел проверять каждую стрелу, изготовленную в последние несколько недель. Мастера работали день и ночь, выпрямляли свежее дерево. А такие стрелы не могли лететь прямо и при ударе о доспех чаще гнулись, чем пробивали его.
Хосвелл учил ее разбираться в наконечниках и советовал пользоваться только имеющими голубоватый блеск, ибо они сделаны из самой твердой стали и пробивают даже индопальский шлем. Он велел перед боем натачивать стрелы и наносить на наконечники немного смолы, чтобы те не соскальзывали с доспехов.
Миррима наложила на тетиву тупую учебную стрелу, натянула лук до отказа, успокоила дыхание и выстрелила. Проследила за полетом стрелы — слишком высоко и правее мишени, — затем прицелилась еще раз, чуть изменив стойку.
Вторая стрела тоже ушла вправо, но уже не так высоко.
Миррима закусила губу, раздраженно вздохнула. Вчера она стреляла гораздо лучше. Жаль, что нет рядом Эрин Коннел — та объяснила бы, в чем дело.
С третьего выстрела она попала в плечо чучела.
В темноте не видно было, куда упали предыдущие стрелы. И она умудрилась отыскать их по запаху, а заодно нашла еще одну потерянную кем-то стрелу. Помог дар чутья. При свете звезд их белого оперения было не разглядеть.
Возвращаясь на место, она услышала рог, призывающий садиться на лошадей. Бряцанье доспехов, команды беспокойным сильным коням стоять смирно. Окрестные поля заливал переливчатым сиянием звездный свет. На востоке над холмами поднималась половинка луны.
Мирриме хотелось немедленно тронуться в путь.
Тут чей-то голос приветствовал ее из темноты.
— Упражняетесь? Это замечательно. Девушка оглянулась. К ней приближался сэр Хосвелл. Мирриму внезапно пронзила мысль, что они опять наедине и в темноте их никто не увидит.
— Что вы здесь делаете? — спросила она. И вынула из колчана боевую стрелу — с прямым древком и тяжелым наконечником, способным пробить доспехи. Быстро наложила на тетиву, приготовившись при необходимости выстрелить в Хосвелла.
Тот остановился, являя собою прекрасную мишень.
— Мы едем сражаться, а я лучник — самый лучший, — просто сказал он. — И пришел пострелять. Я не знал, что вы здесь. И шел не за вами.
— Почему-то я вам не верю, — буркнула Миррима.
— Потому что я не заслуживаю вашего доверия, — сказал Хосвелл. — Ни вашего уважения, ни вашей дружбы. Боюсь, что и не заслужу.
Миррима прислушалась к своим ощущениям. В прошлый раз Габорн предупредил ее об опасности. Сейчас предупреждения не было.
Но Хосвеллу она все равно не доверяла. И не спускала с него глаз. Имея дары метаболизма, он одолел бы разделявшие их восемьдесят ярдов за секунду, но стрелу выпустить она бы успела. При скудном свете она разглядела припухлость на его лице — там, куда пришелся удар Эрин Коннел.
— Уходите отсюда, — сказала Миррима, целясь в него. Сэр Хосвелл, невозмутимо глядя на нее, поднял над головой свой лук и колчан. И понимающе улыбнулся.
— Трудно выстрелить в человека, не правда ли? — сказал он. — Вы прекрасно владеете собой. Дыхание ровное, рука твердая. Из вас выйдет великолепный стрелок.
Миррима не ответила. Ей не нужна была его похвала.
— Считаю до трех, — предупредила она.
— При стрельбе ночью, — насмешливо сказал Хосвелл, — усталый глаз неверно оценивает расстояние. Цельтесь чуть ниже, Миррима, иначе не попадете в меня.
— Раз! — сказала Миррима, последовав его совету.
— Так, — одобрил Хосвелл. — Теперь в самую точку. А еще — учитесь стрелять быстро. Во время боя надо успевать делать по пятнадцать выстрелов в минуту, иначе от вас будет мало толку.
— Два! — холодно сказала Миррима.
На мгновение они встретились глазами. Хосвелл по-прежнему держал оружие над головой. Руки у Мирримы вспотели, и она едва не выпустила стрелу, когда он наконец повернулся, собираясь уйти.
— Мы на одной стороне, леди Боринсон, — сказал Хосвелл, стоя к ней спиной. Он еще не сдвинулся с места, и Миррима была настороже, готовая в любой момент проделать в нем дыру. — Может быть, завтра нам придется сражаться рядом.
Девушка молчала. Он оглянулся.
— Три! — сказала Миррима.
Сэр Хосвелл медленно пошел прочь. Она не сводила с него глаз. Шагов через двадцать он остановился и громко сказал через плечо:
— Вы правы, леди Боринсон. Я пришел сюда вслед за вами. Пришел потому, что этого требовала честь — или, наоборот, бесчестие. Я хотел принести вам свои извинения. Я поступил низко и сожалею об этом.
— Придержите свои извинения при себе. Вы боитесь, что я пожалуюсь мужу, — сказала Миррима. — Или королю.
Сэр Хосвелл повернулся к ней, снова поднял оружие над головой.
— Жалуйтесь, если хотите, — сказал он. — За мой поступок они могут меня убить, как и вы можете убить меня прямо сейчас. Моя жизнь — в ваших руках.
Ей не хотелось даже думать о том, что его можно простить. Простить? Она охотнее простила бы самого Радж Ахтена.
— Как я могу вам доверять? — спросила Миррима. Сэр Хосвелл пожал плечами, по-прежнему держа свое оружие у нее на виду.
— Я никогда в жизни не делал того, что случилось два дня назад, — сказал он. — Повел себя как невежа, поддался порыву. Вы мне приглянулись, и я думал, что кажусь вам столь же желанным, какой вы кажетесь мне. Я ужасно ошибся. Но я попытаюсь загладить свою вину, — продолжил он твердо. — Моя жизнь принадлежит вам. Завтра, когда мы поскачем в бой, я буду рядом. И клянусь, что пока я жив, я не дам вам погибнуть. Я буду вас защищать.
Миррима вновь прислушалась к себе. Ничто не предупреждало ее об опасности. Она просто боялась его, что было вполне естественно. Возможно, последние его слова были искренними. Но она не нуждалась ни в извинениях его, ни в его защите, и, пожалуй, ее руку от выстрела удержала только одна мысль. «Если Габорн мог простить Радж Ахтена, — подумала она, — как мне не простить этого человека?»
