Гай Гэвриел Кей - Самая темная дорога
За ними строй людей, частью верхом, частью пеших, старались удержаться против ошеломляющего превосходства сил Тьмы. Среди них находился человек, которого он знал, сжимающий ржавое копье, которое Дариен помнил. Ему пришлось мигнуть, чтобы убедиться, что это именно он: Шахар, его второй отец. Который так часто отсутствовал, но который подбрасывал его в воздух и держал на руках, когда приезжал домой. Он не был воином, это Дариен видел, но старался изо всех сил не отставать от командиров и бился с отчаянной решимостью.
Картина сместилась, увиденная глазами другого лебедя, и Дариен увидел светлых альвов, сражающихся на другом участке поля. Он узнал одного из них, которого видел в то утро под Древом Жизни. В его серебряных волосах запеклась кровь.
Еще одна перспектива: на этот раз возвышенность к югу от поля боя. И на этом холме стоит его мать. Дариен внезапно почувствовал, что не может дышать. Он смотрел на нее из невозможной дали и прочел печаль в ее глазах, осознание надвигающегося рока.
И он понял, и белый огонь вспыхнул в его сердце: он не хочет, чтобы она умерла.
Он не хотел смерти никого из них: ни Ланселота, ни Шахара, ни седого человека с копьем, ни Ясновидящей с белыми волосами, стоящей позади его матери. Он разделял их горе, понял Дариен: это была его боль, это был огонь, пожирающий его самого. Он был одним из них.
Он видел бесчисленные ненавистные орды, надвигающиеся на тающую армию Света: ургахов, цвергов, слогов, все орудия Разрушителя. Они были отвратительны. И он их ненавидел.
Он стоял там, глядя вниз на поле сражения, и думал о Финне. В самом конце, здесь, все вернулось к Финну. Который сказал, что Дариен должен стараться полюбить все, кроме Тьмы.
Он полюбил. Он был одним из воинов той осажденной армии, армии Света. Свободно, без принуждения, он наконец причислил себя к ним. Его глаза сияли, и он знал, что они сейчас голубые.
И вот так в то мгновение, в самом сердце крепости Тьмы, Дариен сделал свой выбор. И Ракот Могрим расхохотался. Это был смех Бога, смех, который прогремел, когда над Рангат взлетела вверх огненная рука. Дариен об этом не знал. Он тогда еще не родился. Но он понял с ужасом, что выдал себя.
Окно из комнаты все еще показывало высокий холм над полем боя. И его мать, стоящую там. И Ракот наблюдал за ним, когда Дариен посмотрел на нее.
Смех прекратился. Могрим подошел очень близко. Дариен не мог пошевелиться. Медленно его отец поднял обрубок руки и занес его над головой Дариена. Черные капли крови падали на лицо Дариена и обжигали его. Он не мог даже вскрикнуть. Могрим опустил руку и сказал:
— Теперь тебе ничего не нужно мне говорить. Я знаю все, что нужно. Ты думал принести мне подарок, игрушку. Ты сделал больше. Ты вернул мне мое бессмертие. Ты и есть мой подарок!
Когда-то это должно было быть именно так. Но не таким образом. И не теперь, теперь все должно быть иначе! Но Дариен стоял, скованный волей Могрима, и слушал слова отца:
— Ты не понимаешь, правда? Они все глупцы, невозможные глупцы! Мне необходимо было, чтобы она умерла, чтобы не могла родить ребенка. Я не должен иметь ребенка! Разве никто из них не понял? Сын привязывает меня ко времени! Он вплетает мое имя в Гобелен, и я могу умереть!
А затем снова раздался хохот, грубые всплески торжества, накатывающие на него, как волны. Когда смех стих, Могрим стоял всего в нескольких дюймах от Дариена, глядя на него сверху вниз с подавляющей высоты, из черноты своего капюшона.
Он произнес голосом, который был холоднее смерти, старше вращающихся миров:
— Ты — этот сын. Я теперь знаю тебя. И я сделаю больше, чем просто убью тебя. Я вытолкну твою живую душу за стены времени. Я сделаю так, будто ты никогда не рождался! Ты находишься в Старкадхе, и здесь у меня хватит могущества это сделать. Если бы ты умер за пределами этих стен, я мог бы погибнуть. Но не теперь. Это ты погибнешь. Ты никогда не жил. А я буду жить вечно, и все миры станут сегодня моими. Все вещи во всех мирах.
Дариен ничего не мог сделать, совсем ничего. Он даже не мог пошевелиться или заговорить. Он мог только слушать и услышал, как Разрушитель повторил:
— Все вещи во всех мирах, начиная с той игрушки альвов, которая у тебя на голове. Я знаю, что это такое. Я возьму ее себе перед тем, как вытолкну твою душу за пределы Гобелена.
Он мысленно потянулся к Венцу — Дариен почувствовал, как он снова прикоснулся к нему, — чтобы забрать его, как забрал кинжал, и сделать своим.
И случилось так в тот момент, что дух Лизен Лесной, для которой этот сияющий предмет Света был сделан так давно, дотянулся с той стороны Ночи, из-за границ смерти, и совершил свой последний акт абсолютного отрицания Тьмы.
В этой крепости зла Венец вспыхнул. Он загорелся светом солнца, луны и звезд, надежды и всемирной любви, светом настолько чистым, настолько ослепительным, настолько абсолютным, что Ракот Могрим ослеп от боли и закричал. Его власть над Дариеном прервалась на одно мгновение.
Но этого оказалось достаточно.
Так как в это мгновение Дариен сделал то единственное, что мог сделать, чтобы подтвердить сделанный им выбор. Он шагнул вперед, Венец на его голове победно сиял, он больше не отвергал его. Он сделал свой последний шаг по Самой Темной Дороге и упал грудью на кинжал, который держала рука отца.
На Локдал, подаренный Сейтром Колану тысячу лет назад. И Ракот Могрим, ослепленный Светом Лизен, смертный, потому что стал отцом, убил своего сына кинжалом гномов, и убил без любви в сердце.
Умирая, Дариен услышал последний вопль отца и понял, что его слышат в каждом уголке Фьонавара, во всех мирах, вплетенных во время руками Ткача: этот звук означал гибель Ракота Могрима.
Дариен лежал на полу с сердцем, пронзенным ярким клинком. Угасающим взором он посмотрел в высокое окно и увидел, что сражение на далекой равнине прекратилось. Становилось все труднее видеть. Окно дрожало, а перед его глазами все расплывалось. Но Венец все еще сиял. Он поднял руку и прикоснулся к нему в последний раз. Окно начало дрожать еще сильнее, как и пол комнаты. Сверху свалился камень. Еще один. Вокруг него начал разрушаться Старкадх. Он распадался в ничто, превращался в руины.
Дариен подумал, поймет ли кто-нибудь, что произошло. Он надеялся, что поймет. Что кто-нибудь придет со временем к его матери и расскажет ей о сделанном им выборе. О том, что он выбрал Свет и любовь.
Это правда, осознал Дариен. Он умирает с любовью, убитый Локдалом. Флидис рассказал ему, что это означает, о даре, который ему позволено сделать.
Но он не пометил ничьего лба узором на рукоятке, и в любом случае, подумал он, он не захотел бы обременять своей душой ни одно живое создание.
