Антон Орлов - Заклятые пирамиды
Гм, речь шла о трепке – или все-таки об убийстве? Неужели этому жабьему сыну Эдмару совсем не интересно будет выслушать Орвехта? Похоже на то… Скверно. Суно припомнил, что костяные ящерицы о двенадцати лапах называются стиги, а охочие до крови волосатые шары – скумоны. Посылая боевые заклинания и в тех, и в других, и в третьих, он неожиданно осознал, что силы у него больше, чем сам до сих пор полагал. Это сейчас ее прибыло – или она была при нем всегда, но для того, чтобы это почувствовать, он должен был очутиться демоны знают где, вдали от цивилизации и от Накопителей, в глубине пустыни Олосохар, без какой бы то ни было поддержки со стороны коллег, за компанию с одной-единственной песчаной ведьмой, прикрывающей спину?
Амуши, скумоны и стиги, словив поражающие заклятия, или исчезали с глаз долой, или бросались прочь, прихрамывая, повизгивая, вихляясь из стороны в сторону, или рассыпались прахом, или съеживались до размеров яблочного огрызка и старались уползти, словно копошащиеся в песке насекомые. Наконец круг распался и все волшебное воинство бросилось врассыпную – то ли они сочли свою миссию выполненной, то ли им попросту надоело сражаться.
Суно стоял, тяжело дыша, липкий от пота, с дрожью в ногах, но готовый опять плести и швырять боевые заклинания, если противники надумают вернуться. Хеледика привалилась к нему сзади, словно к стене, и маг позавидовал: хорошо ей, тоже бы сейчас прислонился к чему-нибудь устойчивому!
После учиненного волшебным народцем погрома купеческая стоянка представляла собой ужасающую картину, как будто здесь пронесся ураган. Поклажа разбросана, люди в синяках и ссадинах, в изодранной одежде, причем не все так легко отделались: двух рабов и стражника походя убили, один из купцов умер сам от апоплексического удара. Слуги с горестными причитаниями ловили разбежавшихся верблюдов. Несколько животных погибло, бурые холмики на зеленом или желтом фоне – скумоны высосали у них всю кровь заодно с жизненной энергией. Один, пока еще живой, шевелился в агонии, вяло мотая шеей.
С магом и ведьмой, которые во время нападения наглядно продемонстрировали свою силу, никто не захотел связываться, только поэтому они смогли невозбранно уйти, забрав своего уцелевшего верблюда и наполнив бурдюки водой из колодца. Всем было понятно, что это они чем-то рассердили волшебный народец, стало быть, остальным досталось из-за них. Пожалуй, в следующий раз не стоит останавливаться на отдых в людных местах: и обороняться проще, когда вокруг никто не суетится, и репутацию себе портить незачем.
«Почему все-таки Эдмар меня боится? – глядя на неспешно плывущие навстречу барханы, которые на закате приобрели насыщенный шафранный оттенок, размышлял Суно, шагавший рядом с верблюдом, в то время как Хеледика отдыхала в корзине. – Опасается, как бы я не схватил его за шкирку и не поволок в Накопитель? Смешно… Или, если это не страх, что им движет: ненависть, склочное раздражение, категорическое нежелание иметь дело с современными магами? Добраться до него, невзирая на происки волшебного народца, с которым он, очевидно, неплохо поладил, – это полбеды, а мне ведь еще предстоит каким-то образом уломать его помочь нам с Мезрой…»
Зинта долго набиралась духу и наконец спросила:
– Что же ты не поклялся богами и великими псами, что не знаешься с местным народцем?
– Не могу, – он усмехнулся, сощурившись из-под длинной челки с таким видом, словно его донимают ерундой.
– Почему не можешь?
– Маги моего уровня не клянутся богами и псами, никогда, ни по какому поводу. Так было заведено еще миллион лет назад. Хочешь – верь, хочешь – не верь.
– Если б я знала наверняка, что ты не можешь соврать… – она в раздумье вздохнула.
– Я могу соврать, не отрицаю, но сейчас говорю правду. Разве ты не помнишь, когда мы жили в Паяне, я избегал тебя обманывать.
– Хочешь сказать, ты вовсе не мог бы меня обмануть?
– Мог бы.
– Ну вот, видишь…
Она снова расстроенно вздохнула и отхлебнула из широкой сурийской чашки с двумя ручками. На западе догорала оранжевая полоска заката, в сиреневом небе появился рогатый месяц, наводящий романтическую, словно куда-то заманивающую тоску, и начали зажигаться звезды. Самое лучшее для пустыни время: дневная жара уже спала, но еще не похолодало.
Зинта пила чай с золотоглазым демоном, которого когда-то нашла полуживым на берегу моря – непонятно, на радость себе или на беду. Если он и впрямь сговорился с олосохарской нечистью и отдал на растерзание тех двух несчастных, пусть даже в качестве выкупа за всех остальных, то его, пожалуй, не стоило подбирать и выхаживать… Но разве она знала наперед, что он станет делать такие вещи?
Впрочем, у нее ведь нет пока доказательств, что он и вправду так поступил… Это верно, в Паяне он воздерживался от вранья, но теперь… Если Зинта убедится, что Эдмар повинен в этих делах, он безвозвратно потеряет ее как «близкого человека» – чем не причина морочить ей голову?
Глядя на нее поверх своей чашки, он грустно улыбнулся, словно прочитал эти помыслы у нее на лице. Улыбка подкупала и просила о доверии, но кто сказал, что такая улыбка не может быть всего лишь орудием воздействия?
– Не веришь, – огорченно констатировал Эдмар. – Ладно… Хотя бы погоди меня клеймить, пока не получишь неопровержимого компромата. Самой же потом будет неловко, если я ни при чем.
Нохиш-нуба и Дирвен не сомневались в его лицемерии и двурушничестве, хотя напрямую об этом не заявляли. Махур-нубе было наплевать, ведет светоч его очей двойную игру или нет. Работники пребывали в страхе. Зинта с переменным успехом цеплялась за надежду, что Эдмар не виноват, хотя по всему выходило, что у него рыльце в перьях.
– Зачем ты Дирвену при всех плюху отвесил? Мальчишка до сих пор обижается.
– Он напросился. Мне надо было разрядить обстановку, к тому же он меня временами до скрежета зубовного раздражает. Я потерял двух своих людей, пообщался с кровожадной каргой и ее галлюцинаторным двором – я ведь тебе говорил, они и меня хотели сожрать! Ладно бы изнасиловать, это я бы еще понял, но подвергнуть вивисекции и слопать – это уже последняя гадость. Возвращаюсь после этого в растрепанных чувствах, и тут Дирвен начинает свою боевую пляску, утверждая, что местный народец со своей малахольной госпожой может диктовать мне условия, которые якобы я выполняю! Зинта, кому после этого впору обижаться?
Она дипломатично кивнула, только потому, что устала.
– Кроме того, он по-свински обошелся с моей родственницей, – мстительно добавил Эдмар.
– С какой еще родственницей? – лекарка недоуменно распахнула глаза. – Откуда?.. Ты же по крови иномирец!
