Джон Толкиен - Две башни
Никогда не испытывала Шелоб подобной боли, даже представить себе не могла, что такая боль существует. Ни один самый смелый солдат древнего Гондора, ни одни самый свирепый орк, пойманный в ловушку, не касался мечом ее тела. Дрожь пробежала по ней. Снова поднявшись, дергаясь от боли, она на корчащихся и подгибающихся ногах конвульсивно прыгнула в сторону.
Сэм упал на колени рядом с головой Фродо, он почти потерял сознание от зловония, руки его все еще сжимали рукоять меча. И сквозь дымку, застилающую ему глаза, он смутно видел лицо Фродо; упрямо пополз он к хозяину, борясь с обмороком. Сэм медленно поднял голову и увидел Шелоб всего в нескольких шагах от себя; она смотрела на него, из ее клюва тянулась ниточка ядовитой слюны, зеленая густая жидкость текла из ее раненного глаза. Ее содрогающийся живот лежал на земле, ноги ее дрожали, как будто она собирала силы для нового прыжка.
Сэм скорчился, глядя на нее, и видя в ее глазах свою смерть. И тут в голову ему пришла мысль, как будто чей-то отдаленный голос подсказал ее. Левой рукой он проворно порылся у себя на груди и нашел то, что искал — фиал Галадриэли, казавшийся таким холодным, твердым и надежным в этом призрачном мире ужаса.
— Галадриэль! — слабо произнес он и услышал голоса, далекие, но ясные: голоса эльфов, идущих под звездами в любимых лесах Удела, музыку эльфов, раздававшуюся в зале огня в доме Элронда.
Гилтониэль и Элберет!
Язык его освободился, и он закричал на языке, которого никогда не знал:
А Элберет Гилтониэль,
О монел Палан-Дириель,
Оле каллон си дингурутос!
А тире ни фанулиос!
С этими словами он встал на ноги, и он снова был хоббитом Сэмвайсом, сыном Хэмфеста.
— Ну, иди, падаль! — закричал он. — Ты ранила моего хозяина, тварь, и ты поплатишься за это. Мы уйдем, но вначале мы посчитаемся с тобой. Иди и снова попробуй это!
И как будто его неукротимый дух передал свою энергию фиалу, звездный сосуд белым факелом засверкал в его руке. Он сиял, как звезда на небесном склоне, пронзающая темный воздух своим невыносимым светом. Никогда подобный ужас неба не горел перед лицом Шелоб. Лучи его проникали в ее израненную голову и жгли мучительной болью, ужасное влияние света распространялось от глаза к глазу. Она осела назад, дергая в воздухе передними лапами, она ничего не видела из-за яркого света, мозг ее бился в агонии. Отвернув искалеченную голову, она откатилась назад и начала ползти, шаг за шагом, к отверстию в темном утесе.
Сэм шел за ней. Он шатался, как пьяный, но шел за ней. И Шелоб струсила наконец, признала свое поражение, съежилась и побежала. Добравшись до отверстия, она протиснулась в него, оставляя след зелено-желтой слизи, прежде чем Сэм смог нанести последний удар по ее дергающимся ногам. И тут Сэм упал на землю.
Шелоб ушла. В этом сказании ничего не говорится о ней больше. Возможно, она залегла в логове, лелея свою злобу и ничтожество, и долгие годы тьмы залечили ее раненные глаза, пока снова она не была способна нападать на свои жертвы в ущельях гор тени.
Сэм остался один. Когда вечер неназываемой земли спустился на место битвы, он устало подполз к хозяину.
— Хозяин, дорогой хозяин! — сказал Сэм и долго прислушивался в напрасном ожидании.
Тогда как можно быстрее он перерезал путы и прижался ухом к груди и рту Фродо, но не услышал даже слабого звука ударов сердца, ни следа. Он растирал руки и ноги хозяина, притронулся ко лбу, но все было холодное.
— Фродо, мастер Фродо! — звал он. — Не оставляйте меня одного. Ваш Сэм зовет вас. Не уходите туда, куда я не могу за вами последовать! Проснитесь, мастер Фродо! О проснитесь, Фродо, мой дорогой! Проснитесь!
Потом его охватил гнев, он в ярости бегал вокруг тела своего хозяина, ударял воздух, разбрасывал камни и выкрикивал проклятия. Вскоре он вернулся и, наклонившись, посмотрел на бездыханное и бледное лицо Фродо. И вдруг он понял, что видит то, что открылось ему когда-то в зеркале Галадриэль в Лориене: Фродо с бледным лицом крепко спит под большим темным утесом.
— Он умер! — сказал Сэм. — Он не спит, он умер!
И когда он произнес это, его слова, казалось, привели в действие яд: лицо Фродо показалось ему бледно-зеленым.
Черное отчаяние овладело им, Сэм склонился к земле, набросил на голову капюшон — ночь закрыла его сердце, и больше он ничего не чувствовал.
Когда наконец чернота прошла, Сэм огляделся: все вокруг него было покрыто тенью. Сколько минут или часов прошло, он не мог сказать. Он находился на том же самом месте, и хозяин лежал рядом с ним мертвый. Горы не обрушились, и земля не покрылась руинами.
— Что мне делать? Что мне делать? — сказал он. — Неужели я проделал с ним весь этот путь напрасно?
И тут он вспомнил свои собственные слова, сказанные в начале путешествия, хотя тогда он и сам не понял их: «мне нужно кое-что сделать до конца. Я должен посмотреть, чем это кончится, сэр, если вы меня понимаете».
— Но что я смогу сделать? Оставить мастера Фродо мертвым, не погребенным на вершине гор и идти домой? Или продолжать наш путь? Продолжать? — повторил он, и на мгновение сомнение и страх охватили его. — Да, продолжать? Это я должен делать? И оставить его?
Наконец он заплакал; подойдя к Фродо, он уложил его тело, сложил холодные руки на груди, завернул его в плащ. Свой меч он положил с одной стороны, посох Фарамира с другой.
— Если я пойду, — сказал он, — тогда, с вашего разрешения, я должен взять ваш меч, мастер Фродо, но я оставлю вам свой, тот, что лежал у старого короля в могиле; и на вас ваша прекрасная кольчуга из митрила, подаренная старым мастером Бильбо. А ваш звездный сосуд, мастер Фродо, вы одолжите мне: здесь всегда так темно. Он слишком хорош для меня, и госпожа дала его вам, но, наверное, она поймет. А вы понимаете, мастер Фродо? Я пойду вперед.
Но пока он еще не мог идти. Он наклонился, взял руки Фродо и не мог выпустить их. Время шло, а он все стоял, держа руки хозяина, и в сердце его продолжался спор.
Он хотел найти силы, оторваться от тела и уйти в свой одинокий путь — ради мести. Если бы он только смог уйти, гнев пронес его бы по дорогам мира, пока он не догнал бы его — Горлума. Горлум умрет, загнанный в угол. Но не это предстояло ему сделать. Ради этого не стоило оставлять хозяина. Хозяина не вернешь. Ничто его не вернет. Лучше бы им было умереть вместе.
Он посмотрел на яркое лезвие меча. Подумал о пройденных местах, где были черные пропасти и пустые провалы в ничто. И туда не было пути.
Не туда он должен направиться.
— Но что же мне делать? — воскликнул он, уже зная ответ: идти до конца. Ему предстоит одинокое путешествие.
— Что? Мне, одному, идти к Щели Судьбы? — он дрожал, но решимость его росла. — Что? Мне взять у него Кольцо? Совет дал его ему…
