Денис Юрин - Имперские истории
Пархавиэль вскочил на ноги, выхватил выскальзывающий из дрожащих рук меч и только потом открыл глаза. Команда «Бродяги» уже поднималась на ноги, Джер с баронессой тоже уже оправились от толчка, а по возвышающемуся над кораблем, как крепостная стена, борту фрегата бойко лезла вверх по канатам парочка мужчин, которым придется принять на себя основной напор толпы разъяренных пиратов. С палубы шхуны врагов не было видно, вверху маячили только их руки с кинжалами, пытавшиеся перерезать канаты. Оставшаяся на носу корабля Флейта жестоко пресекала попытки помешать подъему ее соратников, стреляя по рукам из раздобытого неизвестно откуда лука. Когда Анри и граф Гилион закончили подъем и, перепрыгнув через борт, вступили в бой, девушка неблагодарно выбросила в море уже сослужившее службу оружие и шустро полезла наверх, в который раз поразив гнома своей обезьяньей ловкостью и одновременно грацией движений охотящейся пантеры.
Когда и куда подевался Артур, никто из оставшихся на «Бродяге» сказать не мог. После столкновения его никто не видел, а строить гипотезы и вообще обсуждать эту тему у гномье-дамской команды не было времени.
К несчастью, предположение пирата оказалось верным. Как только начался бой и количество вооруженных захватчиков на палубе шхуны уменьшилось втрое (моряки по привычке считали женщину всего за полчеловека), седобородый капитан издал нечленораздельный, но грозный рык и, схватив давно облюбованный им обрубок перил, попытался вонзить его в спину Джер. Воодушевленные примером капитана матросы схватились за багры с топорами и стали поспешно наматывать на кулаки крепкие корабельные канаты. Пархавиэль понял, что волшебная маска островитянина-людоеда утратила свою силу и что в ближайшие четверть часа его ожидает весьма увлекательное занятие по битью небритых, пахнущих самогоном и рыбой рож. Преисполненный чувством праведного гнева и подсознательной ненавистью ко всему, что хоть чуть-чуть попахивало рыбой, гном крутанул меч и не спеша занял выгодную позицию на вершине лестницы, ведущей на кормовую надстройку, то есть к желанному штурвалу.
Джер тем временем легко увернулась от заостренной дубины, направленной ей в позвоночник, и подставила морскому волку подножку. Лоб капитана стукнулся о палубу, а по его затылку тут же прошелся обух топора, направленный руками неожиданно воспылавшей воинским азартом Карины. – Молодец, – похлопала Джер баронессу по плечу, – только топор нужно держать одной рукой, а не двумя, и вот так. – С едва различимой улыбкой на губах эльфийка перевернула топор лезвием вниз. – Пленные нам не нужны, от них одна морока. Очухается ведь, гад, и снова накинется. А сейчас давай-ка отправим его за борт!
Эльфийка уже взялась за ноги капитана, но тут же их отпустила, едва успев увернуться отлетевшего ей в грудь ножа. Трое рулевых ранее не принимали участия в схватке и не проявляли агрессивности, поскольку полностью сосредоточились на развороте судна под нужным углом, чтобы крепкий борт окончательно не разбил подталкиваемую к нему волнами шхуну. Но вот они вывернули штурвал и поспешили на помощь своему капитану. Один выбил из рук баронессы ногой топор, второй пытался насадить на багор Джер, а третий накинулся на Пархавиэля сзади.
Зингершульцо надежно обосновался на вершине лестницы и легко отбивал атаки не умевших достойно владеть оружием моряков, но предательский удар каблука между лопаток выбил гнома с удачно удерживаемой позиции. Выронив меч, Пархавиэль повалился в толпу, только по чистой случайности не налетев грудью на острие услужливо выставленного кем-то вверх багра.
Бой на палубе фрегата протекал тоже не гладко. Хоть искусственные создания и не владели оружием так же умело, как настоящие морские разбойники, но зато брали числом и безрассудством: они рьяно атаковали, редко уходили в защиту, а порой и специально подставлялись под удар, отвлекая на себя внимание противников. При таком раскладе выдержать натиск было просто невозможно, но авантюристы, к счастью, вовремя догадались разделиться и затеять увлекательную игру в кошки-мышки, бегая по палубе между мешками и катапультами и сбивая преследователей с толка хитрыми маневрами. Никто из троих не надеялся победить, они должны были всего лишь немного продержаться, а потом отступить на пришвартованную к правому борту фрегата шхуну, если она, конечно, к тому времени окажется на месте.
Парочка пиратов, дежуривших у штурвала фрегата, не заметила, как на бортике за их спинами появилась рука, а затем и локоть. Бывшему командиру абордажной команды легендарного «Шельмеца» не нужно было веревки с абордажным крюком на конце, чтобы вскарабкаться на чужое судно. Крюк, цепляемый за борт, обычно только вредил, выдавая присутствие веревки и поднимавшегося на ней врага. Артур всегда любил скрытность и полагался только на цепкость пальцев, гибкость своего тела да крепость привыкших к тяжелой работе и ратному делу рук. Пираты и глазом не повели, как бывший товарищ уже стоял за их сутулыми спинами. Убивать похитителей облика его друзей не было смысла. Они просто дежурили у штурвала и не принимали участия в схватке. Артур засунул нож обратно за пояс и как ни в чем не бывало прошел мимо часовых, которые не только на него не набросились, но даже не повернули голов в его сторону.
Под лестницей, возле двери на нижние палубы, пират натолкнулся на раненого Анри. Кровь стекала из раны на плече великана, но тот держался, оборонялся от атак сразу шестерых противников. Артур хотел было прийти на помощь, но вовремя заметивший его благородный порыв Фламер интенсивно замотал головой, подавая знак: «Не дури, занимайся своим делом!»
Кому-то достаются почести и слава, кто-то тешит свои задиристые кулаки в драке, а кому-то достается сырой, темный трюм, по которому снуют вечно голодные корабельные крысы. Расположение помещений внутри фрегата было стандартным, ничем не отличалось от корабля, на котором когда-то давно плавал пират, только палуб было немного больше да полы чище, хотя кое-где и валялись обрывки промасленных тряпок да раздавленные сапогами остатки еды. Возле двери в трюм высилась горка из мертвых тел, одетых в форму имперского флота. Подручные мага вели себя, как заправские свиньи, ни один нормальный пират не стал бы плавать на корабле с «мертвым грузом», как из-за чувства брезгливости, так и из-за вполне обоснованной боязни подцепить какую-нибудь болезнь. В практике Артура бывали печальные случаи, когда пьяный пират перерезал глотку своему собутыльнику и прятал его тело на корабле. Потом, проснувшись поутру, он, конечно же, обо всем забывал. Корабль уходил в плавание и не возвращался. Потом, уже через несколько лет, его сгнивший остов находили либо выброшенным на пустынный берег, либо застрявшим на мели, а от команды оставались одни лишь кости скелетов. Следов боя не было видно, и рождались легенды, одна поразительнее другой: о морских чудовищах, о мстящих душах замученных купцов и о всевозможных проклятиях, наложенных на команду злыми колдунами да бродячими магами.
В трюме было темно и невообразимо пусто. Видимо, фрегат не собирался в скором времени покидать порт, и команда еще не успела запастись продовольствием. Деревянные, тщательно просмоленные переборки делили корабль на множество отсеков, сводя возможность пойти ко дну от случайной пробоины почти к нулю. Кингстонов не было, как, впрочем, и воды, обычно всегда просачивающейся в трюм. В отличие от пиратов, военные моряки не привыкли чинить корабли где попало: на отмели, под открытым небом, где не было ни специально оборудованных для поднятия корпуса из воды доков, ни мощных гидравлических помп.
Задача осложнилась, но Артур быстро нашел альтернативное решение. Если заполнить хотя бы три из десяти отсеков, притом находившихся по одному борту, то корабль потеряет ходовые качества, а возникший крен не позволит пиратам воспользоваться катапультами. Надвигающийся шторм завершит начатое дело. Уже имевший три-четыре пробоины корабль наверняка перевернется.
Найдя топор, Артур принялся за работу, благо ему никто не мешал, кроме почуявших беду крыс, которые запищали и забегали под ногами с удвоенной скоростью.
Если тебя все время называть дураком, то, как бы ты ни разубеждал себя, а все равно поглупеешь. Писаная красавица будет считать себя замарашкой, а везунчик – полным неудачником. Сила коллективного убеждения велика и действует не только на людей. Матросы с «Бродяги» были сами виноваты, когда с опаской косились на пухлые губы Пархавиэля и не всегда тихо шептались, что он людоед. Зерно неприязни глубоко запало в голову гнома, оно взрастило стебель антипатии к выдумщикам-морякам и вскоре принесло весьма жестокие плоды.
Оказавшись на палубе под ногами недружелюбно настроенных субъектов, готовых не только истыкать его баграми, но и вусмерть запинать ногами, Зингершульцо, как и подобает порядочному гному, стал отчаянно бороться за свою жизнь, используя все, чем одарила его матерь-природа, в том числе и крепкие, острые зубы. Гном крутился под ногами матросов волчком, уворачиваясь только от ударов багров, топоров, а также прочего тяжелого корабельного инвентаря, и игнорируя болезненные, но не смертельные удары кулаков и пинки. Жертва оказалась виновата сама, слишком медленно, даже лениво пнув гнома по лицу. Обросшая грязными, слипшимися волосами голова «разжиревшего угря» уклонилась от удара стопы и впилась зубами в голую ступню. Несчастный взвыл, обезумевший от ярости гном не только прокусил ногу до кости, но и оторвал от нее здоровенный кусок мяса. В процессе избиения возникла пауза. Одни обомлели от удивления, а других сбил с ног заметавшийся по палубе пострадавший. Пархавиэль воспользовался моментом, вскочил на ноги и, вырвав топор из рук растерявшегося матроса, занял удобную позицию, прижавшись спиной к поломанной мачте.
