Майкл Роэн - Полуденные врата
Джеки обняла меня за плечи.
– Стив, чего Шимп от тебя хочет? Что ты должен сделать? Почему у тебя такой вид?
Я ничего не ответил, оперся на борт грузовика, стараясь справиться с дыханием и собраться с мыслями.
– Мне трудно объяснить тебе, Джеки. Это то, чего я всегда боялся.
У каждого свои страхи и фобии. А мои – после того, что со мной сделала в отеле Рангда, – были поистине ужасны. И тут все они всколыхнулись во мне, поднялись на поверхность, словно желая погубить меня прямо сейчас.
– Да, на это согласиться трудно, – сказал Шимп. – Я понимаю. Но ты же сам не раз спрашивал, почему выбрали тебя! Вот и ответ. Помнишь, твой друг штурман говорил тебе, что ворота Спирали просто так не открываются ни для добра, ни для зла. Для тебя они открылись, наверное, ради этой проблемы. Решив её, ты заплатишь за то, что тебе открыли просторы мира. Ради этого, а может быть, даже ради чего-то большего, частью чего эти проблемы являются. А платить надо за все и всегда!
Шимп сжал мне плечо. И хоть прикосновение это было легким, я почувствовал, как из его пальцев исходит такая мощь, что не верилось, будто ею может быть наделена человеческая плоть. Эта сила разжигала, воспламеняла меня, но одновременно и успокаивала, и приводила в чувство.
– Это то, что я могу даровать тебе, только это, – пророкотал он. – И всего на несколько минут – мою силу. Подумай, парень! Вспомни! Подави страх! Вспомни, разве это было так плохо?
Конечно нет. Я вспомнил, как здорово было не ощущать своей пустоты, не ощущать одиночества, как ощущает его каждый человек, чувствовать себя заодно с чем-то безмерным, во много раз более сильным и возвышенным, чем я сам. Почувствовать себя состоявшимся! Не просто попавшим под власть других, как было с Рангдой, чего добивался Баронг, но самому получить её! Ни Рангде, ни даже Баронгу не удалось осквернить это ощущение.
– Ты боишься? – шепотом спросила меня Джеки. – Одно время ты думал, что всего боишься: и что подумают о тебе другие, и что будет со всеми твоими блестящими планами. Из-за этого-то ты и нашими отношениями пожертвовал, бросил меня. Но это же было заблуждение, Стив! Ошибка! Я ведь видела, какой ты на самом деле! Такой, каким я тебя всегда себе представляла, порой вопреки очевидному. И сейчас, если действительно надо что-то сделать, решайся!
И в её прикосновении я тоже почувствовал силу, вливающуюся в меня, энергию не менее кипучую, чем энергия Шимпа, она согревала меня, горела во мне, как горит в кислороде сталь. И правда, почему бы и нет? Мы же на Спирали, за пределами Сердцевины, здесь все возможно и все существует, подобно тем чудовищным силам, что сошлись сейчас в поединке.
– Стив, – горячо проговорила Джеки, – не дай страху одолеть тебя!
С большим трудом, словно сумерки вокруг меня сгустились и превратились в закопченное стекло, я заставил себя поднять руки и одной обнял Джеки, крепко прижал её к себе, а другую вытянул вперед, хотя сделать это было невероятно тяжело. Я чувствовал, как шевелятся у меня на голове волосы, как пощипывает кожу на лице, будто вокруг гремят разряды энергий. Казалось, из растрепавшихся волос Джеки вылетают искры.
– Я готов! – крикнул я и, напружинившись, так что рука чуть не выскочила из сустава, схватил за плечо Шимпа.
Но моя рука прошла сквозь него, как сквозь дым.
А через секунду, крепко прижимая к себе Джеки, я уже парил в воздухе, поднимаясь кругами над зелеными склонами острова, как лист над костром. И в ушах у меня звучал голос Шимпа, хотя самого Шимпа я не видел:
– Гляди! Гляди! Как расшаталась без контроля система равновесия. Хотя Рангда и Баронг сражаются за власть в царстве теней, но борьба их отражается на Сердцевине. Смотри – дорога безумию открыта: начался puputan!
Сумерки внизу вспыхивали то багровым, то золотым светом. Бой между террористами и сопровождавшими нас военными переместился на рисовые поля, и, похоже, он велся уже с применением тяжелой артиллерии. Противники, видимо, вызвали поддержку, и у партизан силы оказались гораздо серьезнее, чем ожидалось. Через горы, раскачиваясь на ветру, спешил к воюющим «Ильюшин», по бортам у него, как перезрелые плоды, крепились оружейные подвески, носовой пулемет уже поливал огнем джунгли. Над отдаленными вершинами гор показались новые вертолеты. Вдруг прямо над рисовым полем зажглось алое пламя – разорвалась ракета. Словно в ответ, с черно-синей вершины Гунунг Агунга послышался рокот – и из кратера поднялись грозные пары, за ними в клубах дыма вырвались на свободу тучи горячего пепла, а вдали на вершине Гунунг Батура блестящая поверхность озера в огромной кальдере [177] вдруг задрожала, как затуманившееся зеркало, и выбросила в небо столб кипящей грязи и пара.
– Этим двум горам ничего не стоит уничтожить остров! Гляди, Стивен Фишер, гляди собственными глазами и моими глазами тоже! Смотри и набирайся ума!
И вдруг как будто одноцветное изображение разом зажглось яркими красками…
Как будто плоская картина стала трехмерной…
Как будто рисунок на стене вдруг потянулся ко мне и обвился вокруг…
Как будто бессвязный лепет вдруг вылился в шекспировские строфы…
Как будто сухой стебель в моих пальцах вдруг набух соком, покрылся цветами и листьями и обдал меня ароматом…
Как будто все, что я видел, вдруг стало расти, наливаться, распространяться с апокалипсической быстротой – такой поразительной сделалась моя восприимчивость, весь мир стал во много раз огромней, чем я представлял его себе, словно за каждой моей мыслью раскинулись горизонты знаний и глубочайшие пропасти незнания. Ибо надо постичь бесконечно много, чтобы понять, сколько ещё существует непознанного, и, как арки полуразрушенного древнего храма, это ужасающее незнание обрушилось на меня, сводя на нет мой и без того ничтожный человеческий интеллект, мое жалкое существование. Я в панике отбросил от себя эти мысли, взял себя в руки и уставился на остров, все ещё виднеющийся внизу.
И увидел.
Все целиком, макрокосм. Единую систему, живое существо на фоне синего океана; передо мной, словно на предметном стекле микроскопа, лежал образец, и он был живым, как и я сам. И остров Бали был живым. Небывалая красота и величие этого зрелища поразили меня; паря высоко в воздухе, я чувствовал, как меня закрутило и завертело, перед моим не очень четким взором замелькали все страны мира, по лицу планеты ещё медленнее, чем с ледниковой скоростью, проползли континенты, и все они были живыми! Не просто мертвые окаменелости, на которых кто-то обитает, нет! Ведь откуда эти живущие черпают силы, как не из того же камня, не из почвы? И всюду маячило то, что жило там прежде и снова в конечном счете будет полно жизни. Лишенное жизни было частью жизни, так же как жизнь была частью лишенного жизни. Одно в свой срок переходило в другое, и грани между ними не было. А сама планета Земля, движущаяся среди звезд, которые сверкали сейчас надо мной, сама наша планета была живой, составленной из живых континентов. А дальше что? Что такое звезды? И все, что за ними?
