Олег Авраменко - Звездная дорога
Я с сомнением покачал головой. Мне хорошо запомнился взгляд Софи, когда она произносила имя Мориса. В том взгляде была нежность, было желание, была страсть и было ещё много разных чувств. Но чего в нём точно не было, так это жалости, покорности судьбе, пассивной готовности к тому, что ханжи именуют исполнением супружеского долга.
Я раскрыл было рот, чтобы поделиться с Морисом своими наблюдениями, но не успел произнести и слова. Снаружи послышался звук, похожий на слабое завывание ветра, и в обращённые к площадке перед фасадом окна ударил колеблющийся сноп яркого света.
Как оказалось, Морис ожидал этого. Он поставил пустой стакан на журнальный столик, неторопливо поднялся с кресла и привычным жестом отряхнул свой пиджак.
— Что происходит? — спросил я, вглядываясь в ближайшее окно.
Источником яркого света были два прожектора летательного аппарата, наподобие вертолёта, только без винтов, который плавно опускался в самый центр площадки. Насколько я мог судить, людей в кабине машины не было.
— Это флайер, — спокойно объяснил Морис. — Такси. Я вызвал его, когда был на кухне.
— Он на автопилоте?
— Угадал. Но когда мы сядем в него, я переключу управление на себя. Как и всякий профессиональный пилот, я ревниво отношусь к чересчур смышлёным автопилотам и не доверяю им без крайней нужды.
— У тебя уже есть план действий?
Морис ухмыльнулся и пожал плечами:
— Если это можно назвать планом действий... Как я понимаю, ты пока не собираешься заявляться к Кевину?
Я решительно ответил:
— Нет!
— Вот то-то же. Поэтому я считаю, что нам следует обратиться к моему отцу. Можно не сомневаться, он придумает, как поскорее «воскресить» меня, а тебе поможет обрести легальный статус.
— Расскажешь ему правду?
— Да.
— А не боишься, что его первой реакцией будет вызов психиатрической бригады со смирительными рубашками?
— Нет, не боюсь, — без малейших колебаний ответил Морис. — Если кто и поверит мне, так это отец. А он точно поверит.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю. Сам факт, что я жив, заставит его серьёзно отнестись к моим словам. Хотя даже не это главное. Мы с ним всегда понимали друг друга, находили общий язык; я всегда доверял ему, а он доверял мне. К тому же мы с ним родственные натуры. — Морис усмехнулся. — В молодости он был таким же разгильдяем, как и я, даже похлестче меня. До двенадцати лет я помню его очень смутно... впрочем, и вспоминать-то нечего. В те времена отец появлялся раз в год, а то и реже, и всего на пару дней, а затем снова отправлялся в странствия. Поначалу я здорово обижался на него, но где-то к девяти годам моё отношение к нему изменилось. Всё дело в том, что мать слишком рьяно настраивала меня против отца, и когда я научился логически мыслить, мне это показалось подозрительным. — Морис на секунду умолк и задумчиво покачал головой. — Всё-таки злая штука судьба. Мой отец, как и я, тоже был несчастлив в браке. Он любил мою мать, а она его нет. Но, в отличие от меня, у него хватило мужества уйти с её пути, дав ей полную свободу действий.
— Они развелись?
— Нет, формально они оставались мужем и женой. Мать не подавала на развод, потому что хотела оставаться невесткой моего деда, председателя правления компании; кстати сказать, она была его доверенным секретарём. А отец не делал этого из-за меня. В принципе, я и вовсе не должен был появиться на свет — причём дважды не должен.
— Как это?
— Во-первых, я был зачат по чистой случайности. А во-вторых, когда мать узнала о своей беременности, то решила избавиться от меня. Однако отец воспротивился этому. И не просто воспротивился — протестовать он мог сколько угодно, всё равно окончательное решение было за матерью. Но мой отец пригрозил ей, что если она прервёт беременность, он задушит её собственными руками. Мать поверила ему и испугалась. Вот так и получилось, что я дважды обязан отцу жизнью.
Я хмыкнул. Прежде Морис не очень распространялся о своей семье. А вернее, вообще избегал подобных разговоров.
— Интересно, почему ты это рассказываешь?
— Чтобы ты понял, каков мой отец.
— Что ж, — кивнул я. — Теперь начинаю понимать. Кстати, ты сказал о своей матери «была». Она умерла?
— Да, погибла. Вместе с дедом разбилась на самолёте, когда они летели в Канберру на какую-то деловую встречу. Тогда мне было двенадцать лет, и именно тогда я в полном смысле этого слова обрёл отца. Он вернулся ко мне и к семейным делам. Как я уже говорил, мой дед был председателем правления компании, и после его смерти эта должность стала вакантной. Наша семья контролировала самый крупный пакет акций «Рено», а отец был единственным сыном моего деда. Вступив в права наследства, он автоматически стал членом правления, но председателем, ясное дело, его не избрали. Тогда он был ещё слишком молод, к тому же его считали безответственным авантюристом и неисправимым плэйбоем. Многие видели в нём свадебного генерала, но они здорово просчитались. Отец проявил такую хватку и такие незаурядные деловые качества, что вскоре стал просто незаменим. Через семь лет он без труда потеснил первого вице-президента, отправив его на досрочный заслуженный отдых, а ещё через семь лет мог спокойно занять кресло председателя. Но не сделал этого — сказал, формальная должность не имеет значения. Всем известно, что главное лицо в компании мой отец, а председатель правления исполняет лишь сугубо представительские функции. Незадолго до моего «прыжка самурая» мы отмечали в некотором роде юбилей — общее количество акций, которыми владеет наша семья, превысило тридцать процентов. На практике это означает, что отец стал полновластным хозяином «Рено». Даже если против него ополчатся все остальные директора, у них не хватит голосов для квалифицированного большинства. А что касается общего собрания акционеров, то большинство их — на стороне отца, поскольку за годы его управления компанией дивиденды по акциям возросли более чем в два раза.
— Да, — сказал я. — Такой незаурядный человек не станет отметать невероятное только потому, что на первый взгляд это противоречит здравому смыслу. Прагматизм, в самом широком смысле этого слова, подразумевает принятие невероятного в качестве одной из возможностей — хотя бы с тем, чтобы учесть все варианты, не упустив ни единого.
— Об этом я и толкую, — сказал Морис. — Так ты согласен с моим планом?
Я пожал плечами:
— Не совсем согласен, но и не стану возражать. В конце концов, помощь твоего отца мне бы очень пригодилась.
— Тогда полетели?
Я на минуту задумался, потом отрицательно покачал головой:
— Нет, я останусь.
