Вера Школьникова - Стрела на излете
Взгляд зацепился за портрет, единственное украшение в комнате: светловолосая женщина в кресле, на коленях раскрытая книга. Белое платье подчеркивает матовую белизну кожи, на губах играет улыбка, она же спряталась в серых глазах. Белое платье! Наместница. Признавшись, он лишит своего сына титула, но спасет ему жизнь. О себе Корвин уже не думал. Он знал, что не сможет, даже ради Тэйрин, не сделает то, что хочет Чанг. Смелость это, или страх перед трусостью, или просто брезгливость, неважно. Министру придется продавать империю без его участия. А что до чести - обе его матери давно мертвы. Им все равно.
- В отличие от вас, господин министр, я знаю, что Ивенна Аэллин никогда не была моей матерью. Согласитесь, это даже смешно - всезнающий министр государственного спокойствия не заметил, как прямо у него под носом наместница родила бастарда от собственного секретаря! - Он хотел добавить еще что-нибудь, ядовито-жгучее, про мнимое всеведенье и грех гордыни, но замолк на полуслове, увидев лицо Чанга.
Министр стал белее того самого платья, щека безобразно дергалась, рука вцепилась в край стола. Он не отводил взгляд от портрета, и с некоторым опозданием Корвин понял, что женщина на нем - Энрисса Златовласая, а не Саломэ Светлая. Зоркий взгляд моряка разглядел маленькие цифры в углу картины: до его появления на свет еще три года. Быть может, поэтому она улыбается так безмятежно. Еще ничего не случилось. Оба они не могли оторваться от портрета: Корвин всматривался в лицо своей матери, в первый, и скорее всего, последний раз, а Чанг силился не упасть, пальцы все сильнее впивались в столешницу. Как же так?! Ну как же так?!
Внезапно отворилась дверь, в кабинет вошел секретарь. Сквозь оцепенение пробилась тревога - секретарь принадлежал к числу немногих людей, кому было позволено входить без доклада, но Чанг ведь велел его не беспокоить, пока не освободится. Молодой чиновник окинул кабинет быстрым взглядом, подошел к министру, прошептал что-то так тихо, что Корвин, как ни силился, не разобрал ни слова. Министр побелел еще сильнее, хоть это и казалось невозможным, и с видимым усилием отцепив руку от стола, кивнул секретарю:
- Благодарю. Вы свободны, - тот коротко поклонился и вышел, бесшумно затворив дверь.
Повисшая в воздухе рука упала, промахнувшись мимо спасительного стола. Через пять минут Саломэ будет здесь, с гвардейцами. Корвин стоял у стены, вызывающе вскинув голову. Достаточно подать условный знак, и изрешеченное пулями тело сползет на пол. Ручные бомбарды убивали куда быстрее, чем стрелы, даже арбалетные. Саломэ, разумеется, начнет задавать вопросы, но мертвецы неразговорчивы, в лицо она своего нового военачальника не знает. На первое время сойдет история с неудавшимся покушением, а потом будет уже поздно, тело исчезнет, вместе с бумагами. Он должен подать знак, Лерик подписывал этот проклятый приказ! Если его арестуют, все будет кончено. Но почему так неподъемно тяжела рука?
Чанг перевел взгляд с загорелого лица молодого герцога на портрет. "Как я должен поступить, ваше величество? Ваш сын или ваша империя? Впрочем, зачем я спрашиваю… вы ведь уже один раз сделали этот выбор, не так ли?" То ли обман зрения, то ли игра утомленного разума, но ему показалось, что наместница медленно кивнула в ответ. Министр отошел к окну. Ветер стучал в стекло, а зеленой лужайке одиноко трепетал желтый лист клена, чудом избежавший болезни. Чистый, без единого черного пятна.
Гвардейцы с шумом распахнули дверь, обе створки и встали по сторонам, пропуская королеву. Капитан, выпятив вперед блестящую кирасу, застыл за ее спиной. Перехватив его взгляд, переполненный горделивым довольством, министр брезгливо сморщился, но прежде, чем Чанг успел сказать хоть слово, Корвин рванулся вперед:
- Ваше величество! Вы должны меня выслушать!
Светловолосая женщина в белом платье удивленно обернулась, и Корвин быстро заговорил:
- Я приехал из Квэ-Эро, чтобы доставить вам сведенья чрезвычайной важности!
- Прежде всего, - холодно осведомилась королева, - кто вы такой?
- Я? Я Герцог Квэ-Эро, то есть, новый военачальник.
Чанг по-прежнему молчал, не подтверждая и не опровергая его слова, и Саломэ нахмурившись, окинула взглядом незнакомца в покрытом пылью дорожном костюме:
- Вы, похоже, очень спешили, герцог. И что же заставило вас проделать столь долгий путь?
- Министр Чанг - предатель! Он продал Уррар Кавдну! Отвел войска с границы, отправил гарнизоны по провинциям, чтобы подготовить бунты! А кавднийцам бросил кость, чтоб не вмешивались!
Все так же холодно, Саломэ поинтересовалась:
- Вы, конечно же, можете подтвердить свои слова?
Про падение Уррара и отвод войска она узнала этим утром, вследствие чего и решила, что пришла, наконец, пора нанести визит господину министру и вскрыть карты. Если Чанг не в состоянии держать окончательно обнаглевших лордов в узде, и они договариваются с Кавдном у него за спиной, то он отправится в отставку здесь сейчас. Если же может, то ему лучше поделиться с королевой своими секретами. Ей больше не нужны незаменимые министры. Но обвинение военачальника меняло в корне всю картину - она собиралась поручить тушение пожара главному поджигателю. Если он не лжет. Но в глубине души она уже знала - герцог говорит правду. Это так похоже на Чанга! Она должна была сама догадаться, как только узнала, что старший брат лорда Алестара вернулся в Ойстахэ с пограничным гарнизоном.
Корвин вытащил из-за пазухи помятый свиток и подал королеве:
- Вот указ, от имени Высокого Совета. А это письмо от герцога Уррара, написано два дня спустя. Я не успел собрать сводки по провинциям, но если вы запросите сведенья, то убедитесь сами.
Саломэ развернула свиток, быстро прочитала. Корвин с тревогой вглядывался в ее лицо. Он ведь не загадывал, что будет дальше, думал только о том, как бы добраться до королевы, передать ей бумаги. Не верил, что у него будет какое-либо дальше, не верил даже, в глубине души, что справится и с этим. Но не иначе как Семеро выручили его в последнюю минуту. Надо будет поставить свечу Хейнару, когда вернется домой. На лице Саломэ застыло холодное вежливое выражение, ни гнева, ни возмущения. Корвин снова задохнулся от поднявшейся волны страха: что, если все напрасно? Что, если она не поверит, несмотря на указ?! Ведь Чанг столько лет крутил наместницей, как угодно! Да что наместницей, он даже королю голову морочил! "Он ведь опять выкрутится", - с бессильной яростью вдруг осознал герцог. Как та многоглавая змея из старой легенды, у которой на месте одной срубленной, сразу же вырастали пять новых голов.
Но Саломэ прервала его отчаянные размышления все тем же ледяным безжизненным голосом:
