Катарина Керр - Чары кинжала
— Но если ты не хочешь выходить замуж, — вмешалась Даниан, — никто не принудит тебя к этому, как бывает с большинством девушек.
— Спасибо. Но это все так неожиданно. Я прямо не знаю, что и думать.
— Естественно, — сказала Ловиан. — Это дело серьезное.
Хотя все они улыбались, Джилл, понимала, что они смотрели на нее по меньшей мере как на больную, которая нуждается в уходе, чтобы выздороветь. Она чувствовала себя словно ястреб, который может парить в поднебесье, но был пойман, и теперь вынужден исполнять волю сокольничего.
Ловиан практически приказала ей — и Джилл согласилась надеть женскую одежду к обеду. Медилла и Даниан были довольны, как будто обрели дочь, и с удовольствием суетились вокруг нее.
Джилл приняла ванну с ароматным мылом, растерлась махровым полотенцем и даже согласилась, чтобы Медилла причесала ей волосы. Она надела сначала узкое белое платье с рукавами, а сверху — голубое, украшенное складками, собранными на плечах.
Нижняя часть ее наряда состояла из юбки в складку, со специальными карманами для столового ножа и носового платка. Медилла предложила ей маленький, украшенный драгоценными камнями кинжал, но Джилл настояла на том, что возьмет свой собственный. Джилл сделала несколько шагов и чуть не упала, споткнувшись, — нижнее платье было слишком узким для ее обычной размашистой походки.
— Бедная Джилл, — посочувствовала ей Ловиан. — Ну ничего, скоро привыкнешь.
Чередуя мелкие шажки с попытками удержаться на ногах и не споткнуться, Джилл спустилась в большой зал. Ловиан уже сидела во главе стола. Все знатные сторонники Родри были здесь, исключая, конечно, раненого Слигина. Все ожидали окончательного решения Родри относительно военных действий. Лорды при их появлении встали и рассеянно поклонились женщинам из свиты ее милости. Вдруг Эдар разразился громким смехом:
— Клянусь, я не узнал тебя.
— Я сама себя не узнаю, господин, — ответила Джилл. Она заняла место в конце стола между Медиллой и Даниан.
Все ожидали Родри, но он не появлялся. Наконец раздраженная Ловиан приказала подавать еду без него. Джилл должна была строго следить за своими манерами и постоянно помнить о своем новом платье. Она копировала Медиллу и Даниан — ела только кончиками пальцев, вытирая их носовым платком, то и дело доставая его из кармана юбки.
Обед уже почти закончился, когда к столу подошел паж и доложил о том, что лорд Кинван, первым перешедший на сторону Корбина, пришел просить о мире. Как было заведено, он пришел один и без оружия, даже без столового кинжала на ремне. Он преклонил колени перед Ловиан, как простой всадник. Ловиан холодно взглянула на него. В переполненном зале воцарилась тишина. Все подались вперед: Эдар с презрительной усмешкой, остальные — безучастно.
— Я пришел просить вашего прощения, — произнес Кинван дрожащим от стыда голосом. — Я сожалею, что поднял меч в мятеже против вас.
— То, о чем ты меня просишь — серьезное дело, — сказала Ловиан. — Какое возмещение ты можешь предложить?
— Двадцать лошадей — за смерть Даумира и всех остальных. И мой сын будет жить в твоей крепости в качестве заложника.
Хотя Джилл такая сделка показалась оскорбительной Ловиан кивнула в знак согласия.
— Если гвербрета устроят эти условия, — сказала она, — то я приму их без обсуждения. Ты проголодался после столь долгой дороги. Садись с моими людьми, слуга принесет тебе поесть.
Кинван вздрогнул, но, демонстрируя свою покорность, занял место в конце стола для всадников. Они все игнорировали его и смотрели как на пустое место. Когда болтовня за столами возобновилась, Джилл наклонилась к Даниан и спросила шепотом:
— Почему наша госпожа так легко его простила?
— Он беден, и для того, чтобы заплатить компенсацию, ему придется взять в долг у каждого кузена. А если наша госпожа не сделает его клан своим должником, в один прекрасный день они могут организовать новое восстание.
— Кроме того, — вмешалась Медилла, — она притворилась доброй и великодушной, и это его пристыдило, даже хуже, чем потеря денег…
Они понимающе кивнули друг дружке, а Джилл поняла, что они должны стать для нее наставницами в этом новом мире, где интриги были испытанным оружием, опаснее тысячи мечей.
Как только появилась возможность выйти из-за стола, Джилл пошла проведать своего отца. Еще в коридоре она услышала смех, доносившийся из его комнаты. Оказалось, что Родри обедал вместе с Каллином. Увидев их вдвоем, Джилл замерла. Свет фонаря ослепил ее, и она остановилась на пороге.
— Боже мой! — воскликнул Каллин. — Неужели эта прекрасная леди — несчастное дитя серебряною кинжала?
— Отец, перестань, — сказала Джилл, мельком взглянув на Родри. — Я оставлю вас беседовать с вашим капитаном, господин.
И Джилл поспешно закрыла за собой дверь. Только теперь она поняла, как перепугалась, увидев их вместе. Ей почему-то показалось, что Родри и Каллин, как заговорщики, что-то затевают против нее.
Семь дней прошло без единого слова от гвербрета Райса, который должен был утвердить наказание, которое Ловиан определит своим лордам-изменникам. Родри был в ярости, расценивая эту задержку как пощечину. Второй постоянной мукой для него было присутствие Джилл. Он просто не мог не думать о ней, а видеть ее было для него еще мучительнее. Он сразу вспоминал о ночи, проведенной вместе. Впервые у него появилась женщина, равная ему в постели… и он тут же ее потерял! Он старался уединиться, выезжая на длительные прогулки верхом, или просто слонялся по двору.
Во время одной из таких бесцельных прогулок он встретил Каллина. Его левая рука была еще в шине, но, несмотря на это, он упражнялся с легким деревянным мечом. Его противником был кто-то из мальчишек. Двигаясь медленно, будто в ритуальном танце, Каллин делал выпады и отклонялся назад, при этом так сосредоточенно описывая восьмерку острием своего меча, что все это напоминало больше колдовские пассы. Наконец он заметил Родри, остановился и поклонился ему.
— Как рука, заживает? — спросил Родри.
— Все не так уж плохо, мой господин. Травник сказал, что, может быть, завтра снимем повязку. — Каллин протянул Родри второй деревянный меч. — Пробовал когда-нибудь тренироваться с мечом, только медленно?
— Нет, — Родри взял меч. — Выглядит как игра.
Чтобы условия были равными, Родри спрятал левую руку за спину. Сражение сначала выглядело как пародия на поединок: оба двигались будто в трансе. Это было довольно трудно — сражаться в замедленном темпе. Родри никогда так хорошо не чувствовал каждое свое движение, когда нападал, и каждое движение противника, когда отбивался.
