Карина Демина - Наират-1. Смерть ничего не решает
И не является ли этот последний вопрос ответом Турану?
В таких мыслях почти удалось выбраться, оставив позади и нелепую громадину Замирного дома, и пестроту шелков полувоенного лагеря.
Откуда и когда появился мэтр Аттонио, Туран так и не понял. Тот просто возник на дорожке и, радостно взвизгнув, распростер объятья:
— Туран! Мальчик мой, ты ли это? Кусечка, лапочка, ты только посмотри! Я вот удивляюсь, сколь милостив бывает Всевидящий. Порой ведь случается, стоит лишь пожелать и желание сие сердцем выказать, как оно и исполнится!
Туран мысленно пожелал и сердцем выказал, чтоб мэтр Аттонио тут же вспыхнул, как начиненный порохом мешочек, или хотя бы просто куда-нибудь исчез. Но, надо полагать, запас чудес был исчерпан кем-то другим, и мэтр, решительно перепрыгнув через кучку конского дерьма, обнял Турана.
— А ты изменился, мальчик мой! Многие не верят, что для этого порой хватает совсем немного времени. Да и я не верю. Я просто вижу и знаю. Эта новая острота бровей и губы, самые краешки… Теперь они не подрагивают вверх-вниз. — Мэтр попытался коснуться пальцем лица Турана, но тот резко отстранился.
Художник засопел, поудобнее перехватил кожаную тубу, которую волок под мышкой, и заявил:
— Встреча удачна. Да, весьма удачна! Я как раз ищу достопочтенного Ирджина. Он ведь где-то рядом? Или таки оставил тебя одного? Неосмотрительно, весьма неосмотрительно.
А вот Аттонио не изменился. Да и чего ему меняться, давным-давно утвердившемуся в нелепости своей? По-прежнему мешком висел на сутулой фигуре ярко-алый кемзал, морщились складками широкие шальвары и полыхали, почти как драгоценные камни, стеклышки на голенищах сапог. На плече Аттонио, вцепившись в кожаный наплечник, привычно восседал Кусечка.
— И все-таки ты один. Ну что ж, это не столь важно. Важно, что мэтр Аттонио всегда выполняет оплаченную работу в срок! Идем.
— Куда?
— Туда, где тепло. Я должен беречь руки. Эти руки, дорогой Туран, бесценны, ибо именно им предстоит деяние великое! — Покрасневшие на морозе пальчики мэтра выглянули из широких рукавов кемзала и тут же спрятались. — Я, разумеется, предпочитаю надежно хранить такие тайны до поры, но тебе, мой юный друг, я доверяю всецело.
Быстрая ходьба ничуть не мешала художнику молоть языком:
— Каждый поступок ясноокого тегина Ырхыза велик и знаменателен. Да что там поступок — каждый жест! Все они заслуживают пристального внимания, но нынешний… Это нечто особенное. Только подумай: ясноокий тегин несет мир земным подданным и, хм, небесным соседям. Я просто обязан написать это полотно! Я уже подобрал натуру, продумал композицию. Ты представляешь, насколько сильно это будет в моем исполнении?!
Туран снова подумал о порохе, но уже о целом бочонке, а мэтр не унимался:
— Шедевр! Запомни этот день, каждую его деталь. Когда-нибудь, когда ты увидишь завершенное полотно, ты скажешь: я был там и видел ясноокого Ырхыза в параде хоругвей! Вот так, мальчик мой. Теперь осталось только смиренно приблизиться к тегину, дабы лицезреть кое-какие детали. А может даже, с благословления Всевидящего, уговорить его позировать! Но пока об этом — молчок. Пока надобно разобраться с ирджиновой работкой. Не отставай.
Аттонио бодро шагал, выбирая дорогу уверенно, словно бы не единожды доводилось мэтру гулять меж шатров и повозок, а потому он хорошо знал, куда свернуть, чтобы пройти быстрее, а где лучше дать дугу, но не сталкиваться с пьяной и горластой вахтагой.
— Это Ташик-нойона шатер. Скудны его земли, зато дочерей аж пятеро, если за каждую тархата хоть немножко дадут, то, глядишь, и сыну будет чего наследовать. А там, синее и зеленое, видишь? Это Ублаши, из Побережников, да только откололся он от них и снова припасть к колену каганата желает. А вот Кемра-нойон, Гырам родич. Земли его у самого Чуная, дурные и опасные, впрочем, как и всё Гыровское. Поговаривают, что тесно Кемра-нойону в нынешних границах, и что старший Гыр готов помочь родне передвинуть кое-какие межи. Интересно, кого потеснят?
Синее и зеленое, белое и желтое, лиловое, серебряное, черное, алое. Цвета сливались в серую муть, неопределенную и грозную, вроде весенней реки, что, набухая талыми водами, норовит сломить плотину и выплеснуться грязью, смыть, разрушить, уничтожить.
Надо реку остановить или перенаправить. Пусть несется не по землям Кхарна, а по долинам Наирата и без того пустынным. И, похоже, способ есть.
— Вечно им мало, вечно не хватает. — Аттонио бочком протиснулся меж двух, стоящих вплотную повозок.
— Вообще-то я хотел посмотреть…
— На байгу? Пустое, мальчик мой, пустое. Неужели вам по вкусу пришлось это развлеченье? Нет, признаю, есть в нем некая первобытная сила, необузданная, разрушающая. Саморазрушающая, я бы сказал.
— Отвратительное действо. — Туран был искренен, потому как подобная забава не могла вызвать иных эмоций. Не было в ней смысла. Не было ничего, кроме помянутого мэтром самоубийственного порыва и покалеченных лошадей, которых добивали прямо там, на поле. Кроме мальчишки, по глупости на лед выскочившего и за глупость эту жизнью заплатившего. Кроме радостного свиста да ставок. Кроме тонкого голоса певчей, которая, надо полагать, перешла к Прощальному венку гимнов.
Хотя, какие, к демонам, венки гимнов в Наирате? Здесь и мертвых иначе отпевают.
— К некоторым особенностям местной жизни следует привыкнуть. Думаю, позже они станут более понятны. А сейчас спокойнее, друг мой, не стоит переживать, — мэтр Аттонио, по-своему расценив сжатые кулаки, похлопал по руке. — Успеем. Не думай, что так оно быстро. Пока победивших наградят, пока погибших отмолят, и тех, что на байге, и тех, что в долине.
О да, пусть покоятся с миром, пусть уходят безумцы, сворачивают шеи на заснеженных склонах Гарраха, пусть несут смерть друг другу, но не Кхарну.
Друг другу, чем больше — тем лучше.
Пусть награждают победителей, золотом ли, короной ли. Корона — приз ценный, такой, что не одного волоха поманит. Сейчас есть, кому её наследовать. И вроде как порядок от этого.
— А уже потом, когда и лошади, и всадники отдохнут, тогда и новый заезд будет. Так всё же, где уважаемый Ирджин? Я желал бы передать плоды трудов своих.
Мэтр Аттонио нырнул под полог скромного шатра. Турану не осталось ничего, кроме как последовать за ним.
— Мило, мило, Кусечка, просто замечательно. И Ирджина, как полагаю, нет? Да, да, конечно, мне следовало предположить, что в подобной ситуации… Я слышал, печальное происшествие, бедный мальчик. К слову, дорогой Туран, будьте столь любезны выразить мои искреннейшие соболезнования Ирджину: если не ошибаюсь, Сарыг приходится ему троюродным племянником. Для наир — родство близкое. Не возражаете, если я присяду? Кстати, Туран, не будет ли у вас нескольких «кобылок», в долг, разумеется? Надо расплатиться за шатер и с прислугой, а я, знаете ли… Ну нет так нет. Понимаю. Будем надеяться, что уважаемый Ирджин поспособствует.
