Дана Арнаутова - Год некроманта. Ворон и ветвь
Игнаций покачал головой.
— И я не слышал. А ведь странно, вы должны были тоже сейчас увидеть записи об этом в архивной сводке столичного капитула.
Каррачиола с тоской заглянул в почти опустевший кубок, разом выхлебал остаток вина и тяжело вздохнул:
— И вправду, пора спать. Буквы уже перед глазами, как тараканы от веника, разбегаются! Так вот, мэтр Ажиньяс поехал из славного города Бревалена в Клерви якобы на свадьбу сестры и не доехал. Дело было под конец осени, самое предзимье. Когда все сроки возвращения мэтра прошли, настоятель святой Адальберты сделал запрос в Инквизиториум, из столицы дело попало в Стамасс, прошла зима, а к весне от мэтра, думаю, и костей не осталось. В тамошних-то лесах… апчхи!
— Вы сказали «якобы на свадьбу», — спокойно отметил Игнаций.
— Ну да. Никакой сестры у мэтра Ажиньяса в Клерви не обнаружилось, он вообще был родом из Греваллона, наш мэтр, его семья живет там. И зачем было врать?
— Еще спросите, зачем было пропадать? — хмыкнул Игнаций, растирая занывшие к непогоде запястья. — Ну, раз ничего любопытнее пропавшего клирика в том году не случилось…
В дверь тихонько поскреблись. Это точно был не Бертран, его негромкий четкий стук Игнаций знал отлично, так что почувствовал неладное еще прежде, чем в щель приоткрытой двери заглянул монах-привратник. Это означало вести. И вряд ли добрые, потому что добрые вести не стучатся в дверь главы инквизиторского капитула в третьем часу ночи. Мелькнуло сразу — король? Но лекари давали ему еще два месяца жизни, самое малое, и лишь поэтому Игнаций позволял себе такую роскошь, как пребывание вдали от столицы.
Кивнув монаху, Игнаций принял плотный пергаментный пакет, крест-накрест обмотанный алой лентой — знак высочайшей срочности и секретности. Задержание приравнивается к государственной измене и карается смертью, равно как и использование фальшивого донесения.
— Стамасс, — удивленно сказал он через несколько мгновений Каррачиоле, даже привставшему в кресле. — Не Бревален.
— Значит, не король, — пробормотал явно подумавший о том же Арсений, опускаясь в кресло и жадно следя, как Игнаций торопливо вскрывает пакет. — Свет Истинный и Благодать его, храните герцога Альбана…
— Да хранят… — привычно отозвался Игнаций, пробегая глазами письмо.
Ему пришлось перечитать еще дважды, чтобы убедиться — все понято верно. Что ж, не то чтобы он совсем не ожидал… Но точно не такого!
— Читайте, — разрешил он, перебрасывая письмо Каррачиоле, поймавшему тяжелый лист, как собака ловит кусок на лету.
— Бред какой-то… — еще через несколько минут растерянно отозвался Каррачиола, внимательно изучив послание, и эта растерянность в голосе многоопытного и неустрашимого инквирера подтверждала — все очень плохо.
— Бред, — согласился Игнаций, жалея о выпитом вине, которое теперь расслабляло и звало в постель, а не к раздумьям и действиям. — Домициан — святой? Наш архиепископ — и чудо небесное?
— Нет, почему же, вот в стрелу с соборной колокольни я вполне поверю, — пробормотал Каррачиола, вглядываясь в строки письма, словно мог разглядеть за ними случившееся в Стамассе. — Стрела — это возможно… Ну, ее, положим, вряд ли небеса послали, с таким люди лучше управляются. А хорош стрелок, однако! Видел я ту колокольню… Сверху по движущейся мишени, да неизвестно с каким ветром, да и времени у него было мало… Умелый человек стрелял!
— И попал, — сухо вернул Игнаций к действительности отца-инквирера, в голосе которого явственно слышалось если не восхищение, то уважение — уж точно. — Попал, об этом все единого мнения. И ушел крышами, в этом тоже показания свидетелей сходятся. А стрела… Кстати, не стрела, а болт арбалетный, и на том спасибо… Болт от его светлейшества отскочил. «Словно отброшенный невидимой дланью», — процитировал он письмо.
— Так-таки и отскочил…
Выпустив, наконец, письмо, Каррачиола глянул на Игнация блестящими столь молодо и ярко глазами, что оставалось только позавидовать инквиреру, почуявшему след новой загадки. Словно и не было долгих часов, проведенных в бумажной пыли.
— Определенно хорошо, что это была не стрела, — подытожил Каррачиола, повторив мысли самого Игнация. — Иначе слишком неоднозначно получилось бы.
Действительно, хорошо. Несколько веков назад на шестнадцатом конклаве Светлого города всерьез обсуждался вопрос о запрете луков. Не дело, мол, позволять использовать святой символ Церкви для мирских дел вроде охоты и войны. К счастью, после ожесточенных диспутов и обвинения нескольких архиепископов в ереси, победило здравомыслие: было признано, что посредством поражения стрелой — будь то зверь или человек — выражается воля Света. Очень ясно выражается, и не людям эту волю оспаривать. Но именно поэтому стрела, не поразившая Домициана Арморикского, это было бы… совсем уж неудачно! Неоднозначно, как метко выразился Каррачиола.
— Все, что делается по воле Света, к лучшему, — утомленно проговорил Игнаций. — Я помню, вы писали прошение об отпуске на родину, но с Моллем придется подождать. Ничего, потом возьмете мой камешек и сбережете время. Сейчас вы нужны мне здесь. Идите, Арсений, отдохните перед дорогой несколько часов. Я, к сожалению, провести с собой порталом никого не смогу, придется вам добираться верхами. И в этот раз возьмите эскорт! Человек десять, я распоряжусь — кого. Жаль, что Жермон так не вовремя уехал в горную глухомань гонять боуги, придется обойтись без него.
— Я могу выехать немедленно…
— Идите! — повысил голос Игнаций. — И велите лекарю дать вам снотворного, иначе не уснете. Или мне на вас епитимью наложить? За преступное небрежение своим телом, которое принадлежит Церкви.
Дверь за инквирером закрылась. Игнаций положил пальцы на лист послания, прикрыл глаза, чувствуя его теплоту, шершавую плотную надежность… Свет Истинный, почему ты, дающий деревенской ведунье силу заговаривать грыжи и выводить червя с полей, отказал своему слуге даже в малой капле светлого дара? Как ему сейчас пригодилось бы хоть что-нибудь, способное дать преимущество Инквизиториуму! Например, увидеть прошлое в чаше воды…
Был ли этим стрелком Эрве? И, что куда важнее, как Домициану удалось спастись? Да еще так, что слухи о явлении чуда расходятся быстрее кругов по воде, а авторитет епископской церкви в одночасье взлетел до немыслимых высот. Небесных высот… Ну, на эти крылышки мы найдем свои ножницы! Негоже откормленным для заклания каплунам уподобляться хоть бы и коршуну. Вспомнилась птица, кружившая над монастырем, когда он провожал Эрве, и пальцы свело невольной судорогой, так что мягкий листок под ними собрался в комок.
