Вениамин Шехтман - Инклюз
Перевод на эсминец дал Степану, мечтавшему о свободе, непокорному, но инертному, отличную встряску. Экипаж готовился к бунту и забунтовал всерьез, выкинув за борт офицеров, за исключением второго помощника, судового врача и орудийного мастера. Этих троих команда любила; их просто ссадили на берег. Корабли бунтовали один за другим, но восстания еще подавлялись, причем довольно жестоко. Быстро стало понятно, что на корабле оставаться нельзя — подойдут канонерки и расстреляют. А уйти они, не знающие толком навигации, могут только вдоль берега. А вдоль берега далеко ли уйдешь?
Экипаж бежал с "Подвижного" в январе 1916-го и превратился в банду, вскоре распавшуюся на несколько более мелких. Но Степана к тому времени среди них уже не было. Потому что даже в банде наверху главарь, а кто ниже — делай, что велено. В главари Степан не годился, да и не рвался, а исполнять приказы больше не собирался. Ничьи. Когда, легко взявший верх в банде, пользовавшийся еще на корабле большим авторитетом, моторист Бочков по прозвищу "Бочка" попытался навязать Степану свою власть силой, он быстро убедился, что натренированные трапецией пальцы оторвать от своего горла невозможно. Задушенному унаследовал другой любимец команды, а Степан ушел, причем за Бочкова, несмотря на его былую харизму, мстить никто не захотел.
Решив, что навоевался пока, Степан осел под Херсоном у одной вдовы. Где и провел некоторое время, с интересом узнавая крестьянский быт, знания которого раньше был совершенно лишен. Впрочем, пахать и сеять оказалось неинтересно, поэтому Степан убедил кузнеца взять его помощником-молотобойцем. Вдова согласилась, что так даже лучше (исправлять то, что напахал-насеял с неофитским упорством Степан, приходилось ей).
Спокойная жизнь продлилась недостаточно долго, чтобы надоесть. Власти то исчезали, то их становилось так много, что и не понять, кто же и кем правит. Степан не обращал на это внимания. Но, когда в деревню стали наведываться банды, не обращать внимания стало невозможно. Кузнец попробовал сколотить отряд самообороны, но поддержки не получил: мужики, кого не забрали на войну, и те, кто с нее дезертировал, воевать не хотели, и получил пулю, когда они втроем со Степаном и еще одним пришлым оказали отпор передовому разъезду атамана Свинюка. Кузнец и пришлый погибли, Степану пуля проехала вдоль ребер, а из разъезда двое выжили и удрали. Следовало ждать карательного набега на огрызнувшуюся деревню. Деревенские Степана пожурили, но связываться с ним, даже раненым, поопасались. Собрали, что могли, и ушли, уводя скот и попрощавшись с урожаем, который, как они подозревали, Свинюк сожжет вместе с деревней. Вдова ушла с остальными, призывая Степана последовать ее примеру. Но он вдруг взбеленился и заявил, что сроду ни от кого не бегал.
Что на него накатило, он и сам не понимал. Вырядился в бушлат и бескозырку, собрал какое было оружие, и залег в стогу ждать Свинюка.
В стогу его и скрал Борька, который вместе с Марусей и Львом заинтересовался, что это за деревня такая — целая, а ни собаки не лают, ни дыма, хоть бы из одной печи, нету. Пока Лев с Марусей обшаривали избы (быстро стало понятно, что люди ушли не из-за мора, а так-с испугу), Борька вытропил по следам сперва в пыли, а затем на стерне (это, кстати, искусство особое) единственного здешнего обитателя. Немного удивившись тому, что обитатель этот — матрос, Борька аккуратно оглушил его прикладом.
Приведенный в чувство Степан сказал:
— Руки-то развяжите! Чего я вам без оружья сделаю? Я ж раненный!
— Я б сказал, без оружия ты нам кинешься головы кулаками проламывать, потому что размер этих кулаков вполне позволяет. И мы тебя застрелим, а что делать? Свои головы ведь дороже? — ответил ему Лев. — Но мы бы тебя сначала послушали. Это ведь интересно, почему в деревне пусто, а у околицы матрос с тремя винтовками и наганом, причем лежит он сапогами к деревне, а значит, не он из нее всех прогнал.
Степан рассказал. А что скрывать, да и зачем скрывать? Люди, вроде, не из худших.
Пленители выслушали рассказ и, переглянувшись, укрепили Степаново мнение о них, как о возможно хороших людях, объявив, что погонять Свинюка им будет только в радость. Позицию в стогу Борька раскритиковал, обозвав "засадой на один выстрел".
— А потом поймут, откуда пальнули — одна граната и нет тебя. Смещаться-то некуда. Ты матрос стреляешь-то хорошо?
Степан ответил честно. Стрелял он неплохо, но не более того. Зрение отменное, руки сроду не дрожали, но ветер читать не умеет и прочих снайперских хитростей не знает. Так что до двух сотен аршин — куда целит, туда и попадает, а дальше ручаться не может.
— Дальше и не надо, — заверил Степана Борька и, с молчаливого согласия остальных, расставил всех так, как ему подсказывал собственный и воспринятый от старика Цария опыт.
Весь свой, без малого двухсотенный, отряд Свинюк на деревню не повел. Отрядил эскадрон в сорок сабель и сам с ними поехал, для большего форса — в двуколке.
Рысью подошли к деревне и подивились тишине, Свинюк понял, что насельники деревни сбежали, пришел в ярость и с криком "Жги — ломай!" махнул саблей, поднимая эскадрон в галоп.
Когда первые всадники влетели в деревню, Маруся дернула врученную ей Борькой веревку, и крайние мазанки взлетели на воздух — Борька не пожалел всех восьми гранат, что были у него с собой, чтобы устроить такой фейерверк, а собранные по хатам керосин, масло и мелкий железный лом усугубили дело.
Кого убило взрывом, а кого только оглушило — было не понять. Маруся шныряла в дыму и пыли, стреляя в любого, шевелящегося, а неподвижных тыкала саблей. Но эскадрон шел неплотно, в деревню входил не разом, большинство осталось цело и в седлах. Часть из них ринулась через дым, топча пострадавших и мертвых. Другие пошли в обход, врываясь в деревню, проламывая конями плетни. Атаман Свинюк развернул двуколку и поставил на сложенный тент авиационный "Виккерс".
Маруся, когда вторая волна всадников рванула туда, где она добивала первую, шарахнулась к стене и, оставшись незамеченной в пыледымовой кутерьме, пристегнула к маузеру кобуру-приклад. Десятью выстрелами она свалила с коней шестерых и, поскольку стреляла в спину, успела, пока остальные разворачивались, нырнуть в хату, а оттуда через дальнее окно снова на улицу.
Ее высмотрели-таки, и трое бандитов погнало коней вслед за бегущей девкой, пытающейся перезарядить на ходу маузер. Конечно, они бы ее догнали и зарубили. Если бы перед ними не вырос Лев, которому Борька вменил за всеми присматривать и прикрывать каждого, не ввязываясь в самостоятельный бой.
С двух рук, в каждой по кольту, Лева обрушил короткий, но смертоносный шквал пуль на троих всадников. Двое получили по несколько тупоносых пуль.45-го калибра, и жить перестали сразу. Третьему повезло: мотнувший головой конь принял огонь на себя. Но, упав, придавил наездника, а перезарядить кольт — секундное дело.
