Ахэнне - Принцип подобия
— В Пределы?
— Угу, — кажется, не интересовал более девочку Целест. И без помощи телепата-Рони можно прочитать "дяденька, отвяжитесь уже".
— Ты классно танцуешь, — повторил Целест.
— Спасибо, — наградой оказалась полуулыбка — губы смуглые, а зубы ярко-белые, колючая и свежая, как весенний побег.
"До свидания", почти проговорил Целест. И почти позвал — "Рони, пойдем", готовый извиниться за сомнительное веселье и унести сувениром Пестрого Квартала неясную, недосказанную тоску, похожую на многоточие или поврежденный на самом интересном месте файл с антикварной флэш-памяти.
Его остановил Рони. Мистик вывалился из своего угла белесым клубком ниток, расталкивая прохожих; едва не растянулся, ухватился за локоть Целеста. Невыразительное лицо стало гипсовой маской ужаса.
— Там… Целест…
Остальное не расслышал. Бар "Кривоногого Джо" полыхнул столпом огня, грохот последовал секундой позже, и оглушил обоих; инстинктивно Целест кинулся к Вербене, закрывая ребенка собственным телом, повалился на заплеванные булыжники. Каменно-огненный смерч разметал толпу — обитатели Пестрого Квартала очутились внутри исполинской печи, полной угля и пламени; по мере того как взрывная волна опадала, просеивались крики боли и ужаса.
Целест приподнялся на локтях. Каменные своды экс-подвала, призванные выдержать перестрелки и пьяных посетителей — а хоть бы бомбежку! — проседали карточным домиком. Притон складывался внутрь на манер мятой картонной коробки. Из-под обломков тянуло гарью и жареным мясом. Целест сглотнул.
— Вербена? Рони?
Девочка молчала. Ее била дрожь, но она оказалась цела и невредима. Мистик лежал рядом, и тоже с трудом сдерживал тошноту — наверняка, в тот момент радуясь, что ужинал много часов назад. Светлые волосы забрызгала чья-то кровь — рядом с Рони валялась оторванная нога, похожая на неловко выделанный протез; кость розово и сахаристо мерцала в огненных отблесках. Ее владелец щерился выломанной челюстью метрах в десяти.
— Одержимый, — проговорил Рони.
— Мой, — буркнул Целест.
— Не знаю. Могли взорваться бочки со спиртом. "Псих" свел всех с ума, и…
Целест скрипнул зубами. Рони — прилежный мальчик, черт подери, зазубрил параграфы Устава и Правила Магнитов, но доводилось ли ему сражаться в полевых условиях… ну, кроме первого раза? Нет!
— Папа! Папа-а! — Вербена вырвалась из "объятий" Целеста, резко села на тротуаре и с той же ловкостью, какой недавно изображала Дафну — кинулась к раздробленному зданию, перепрыгивая через фрагменты тел и еще живых — обоженных, залитых кровью людей. К босым пяткам липли жирные хлопья сажи, они же кружились в пространстве вперемешку с песком и мелким гравием. Ничего, кроме криков, мяса, огня и гравия…
— Стой!
"Проклятье!"
Целест рванулся следом, а Рони — за ним. Он закашлялся на полпути, захлебнулся пеплом и смрадом; выплюнул черную слюну. Полуразрушенное здание пульсировало, изгибалось в ладонях огня, дышало — хваталось за последний вздох, но внутри никого не осталось, не могло остаться…
— Па!..
Она едва не запнулась о распростертое тело — вернее, несколько тел, огонь сплавил их в единую безобразную химеру; химера еще жила и тянула к Вербене ободранные до остова щупальца, девушка наступила на фаланги и те хрустнули, рассыпались пеплом.
— Па!
— Да стой ты, дура! — не выдержал Целест. Пожар по-прежнему полыхает, и не мог никто выжить там, ни единый человек, и не…
— Одержимый. Вот он, — проговорил Рони. Словно в ответ на бесстрастный комментарий заляпанного чужой кровью и пеплом мистика, бар дрогнул и прежде чем окончательно просесть, выплюнул небольшую группу людей. Людей? Существ… безобразных и безумных существ; Целест невольно закусил губу, когда узнал "свою" банду — здоровяка-Пирата ослепило полностью, сорвало пол-скальпа, лицо его теперь напоминало изжеванную резинку багряно-алого цвета; бахрома текла и капала на грудь. Рядом шатался Пес — шапка его на поверку оказалась синтетической, и теперь вплавилась в голову и шею, обе руки сгорели до костей. Лысого и Клыка жар сшил вместе, спиной к спине и вместо ниток — какая-то кружка и обломок стола, матово поблескивал вплавленный металл. Вместе с контрабандистами появились еще несколько выживших — пока-живых, Целест судорожно соображал — шок у них или остатки жизни поддерживаются безумием одержимого-"психа"…
"Черт. Черт. Черт".
Нейтрасети, конечно, не захватил.
Чуть поодаль держался Пеней. Его одеяние обтрепалось, а правильные черты лица размазало случайным осколком — выбив половину зубов и скосив набок нос, но он казался самым "цельным".
— Он…?
— Не знаю!
Оба Магнита стояли в нескольких метрах от одержимого… неподвижно. Целест в пятый раз судорожно пошарил в карманах — ну хоть маленький баллончик; так обворованный на рынке надеется на чудо и возвращенный из небытия кошелек. А к одержимому, размазывая черные слезы, бежала Вербена…
"Он убьет ее. Просто убьет".
Одержимый поднял руку, тупо ухмыляясь — Целеста передернуло; прежде одержимые были "просто зараженными", безликими, никем. Не верилось, что интеллигент в чуждом ему клоунском костюме переродился бешеной тварью.
Над обгорелым асфальтом закружилась и осела золоченая фольговая звезда.
— Па!..
С кончиков пальцев одержимого сорвался сгусток плазмы — похожий на звезду-фальшивку, эта была смертью и смерть озарила Вербену — темно-лиловым цветом, Целесту почудилось, будто сморщился и завял пушистый опал-заколка.
"Слишком поздно".
— Вербена! — воин-Магнит зажмурился. А когда открыл глаза — может быть, всего мгновение спустя, длинное, как век настоящей звезды, мгновение — то увидел, как закрыли тела контрабандистов девочку, завалили ее, она пронзительно визжала от ужаса, но… была жива. Искалеченные жертвы одержимого образовали "панцирь" из плоти и крови, тем спасли ее.
— Быстрее, — сказал Рони. Целест отшатнулся: выражение лица мистика ничем не отличалось от одержимого. — Я держу их. Пусть послужат… последний раз.
"Никогда не доводилось… так…"
Мелькнуло — многое. И что попались, и что Рони нарушил правила, подчинив людей своей воле, заставив умирать; сто и одно нарушение, это Пестрый Квартал — сейчас он напоминает поле боя или эшафот после массовых казней, так пускай!
Не успел додумать. Новый сгусток едва не испепелил Целеста, он ловко выставил защитное поле — рекурсивный удар смял Пенея, переломал ключицы и обе ноги, из пробитого черепа густо точилась околомозговая жидкость. Стоя на коленях, одержимый вновь поднял — единственную теперь, вторая болталась измочаленной культей, — руку.
