Танит Ли - Владычица Безумия
И все же, пусть притихший и поблекший, Нижний Мир по-прежнему переливался красками, которые не снились ни одному человеку. Столетия назад Казир — при помощи колдовства, разумеется, — пересек Спящую реку. Он отправился сюда, чтобы в одиночку сразиться с самим Азрарном. Но, хотя Олору тоже был поэтом, ему показалось слишком опасным пускаться в такой путь одному, и он прихватил с собою Лак-Хезура. И какие же песни сложат потом об этом! Вот как искушал он своего повелителя, и тот не устоял.
Обычно смертные не могут проникнуть в мир демонов, если только те сами не расчистят им путь. Для того, чтобы попасть в Нижний Мир, поэту следовало заручиться помощью могущественного колдуна. Легенды говорят, что Казира сопровождала сюда сильнейшая магия. Олору же решил просто прихватить мага с собой.
Дело в том, что в Нижний Мир может попасть только душа человека, его астральная субстанция, нечто гораздо большее, чем простая игра теней и света. И хотя она похожа на тень человека, душа в таких странствиях сохраняет все знания и умения своего хозяина, какими бы они ни были.
Видимо, умения и знания Лак-Хезура показались Олору вполне достаточными для такого путешествия. А вот уж за то, что привело сюда кичливого колдуна, Олору не в ответе. По его мнению, герцога вело то же, что заставляло великого Азрарна целыми днями тосковать в своем пустом дворце. Безумие.
Когда все приготовления были завершены, женщин оставили лежать за столом, словно заснувших пьянчужек, а Лак, воодушевленный вином и лестью своего поэта, взялся совершать все действа, требуемые для извлечения души из тела.
— Но прошу тебя, — умолял его трусливый Олору, — не подвергай тому же испытанию и мою душу. Возьми меня с собой, как Азрарн взял с собой Сивеш — он стал орлом, а Сивеш — малым перышком у него на груди. Ты — повелитель повелителей, а я… я всего лишь цветная отделка на твоем плаще.
Герцог лишь высокомерно улыбался. Пределов его могущества не знал никто, он и сам их, вероятно, не знал. Но то, о чем говорил Олору, было ему, как видно, вполне под силу.
Дыхание магии медленно заполнило спальню, тело Лак-Хезура стало холодно и неподвижно, а душа оправилась странствовать. А Олору исчез. Исчез, не оставив ни малейшей пылинки в ярко освещенной спальне. Ну разве что ресницу на шелковой подушке.
* * *Воды Спящей реки всегда полны образов, смутных призраков и дымных плодов долгих раздумий. Сквозь эту суетливую, странную толпу не так-то просто пробиться незванному гостю: ведь нет ничего более заманчивого и загадочного, чем чужие сны и грезы. Но колдун и его верный поэт благополучно миновали эту преграду и в конце концов оказались на берегу, поросшем белыми цветами льна.
Встав на ноги, они какое-то время изумленно озирались вокруг, созерцая просторы серебристых лугов и удивляясь свету, исходящему отовсюду и ниоткуда одновременно.
Впрочем, на ноги встал один только Лак-Хезур. Даже здесь, в мире мертвых, его душа выглядела так, как подобает выглядеть душе владыки. Но души Олору он подле себя не увидел. Ни даже единого следа. Хотя, нет, как раз один след и остался: на груди герцога горел мягким светом прозрачный топаз, похожий на те камни, что создают все маги, когда хотят заключить в них демона или просто призрачного слугу. Лак-Хезур вгляделся. Да, это, несомненно, был Олору.
Легенды говорят, что в ясный день блеск драгоценных башен Драхим Ванашты виден даже с берегов Реки. Но это человечьи сказки. В Нижнем Мире нет погоды — ни плохой, ни хорошей, нет даже понятия такого «день». Увидит или нет вновьприбывший свет города демонов еще от самых границ Нижнего Мира, зависит только от его умения видеть. Увидел ли его Лак, так и осталось неизвестным. Но желтый камень, спрятавшийся облачком тумана у него на груди, разумеется, видел все.
Быть может, желтый камень вел колдуна, а, быть может, колдун и впрямь обладал немалой силой. Так или иначе, но оглядевшись, Лак-Хезур уверенно зашагал в направлении города. Его путь лежал через рощи, в которых деревья казались водопадами серебра, стекающими по стволам из слоновой кости. Черные ивы полоскали длинные косы в черной воде, постанывая и бормоча невнятные проклятия. Но герцог не сдерживал шага, чтобы полюбоваться на все эти диковины. Когда чья-нибудь тень или просто обернувшийся живой тварью сгусток колдовства выскакивали на него из-за деревьев, он произносил нужное слово или делал нужный жест, не задумываясь об этом: так спешащий по лесной тропе человек машинально отмахивается от надоедливых комаров.
За рощей их — герцога и его камень — ожидала широкая дорога, мощеная белым мрамором. Вдоль нее тянулась череда изящных тонких колонн. Она вела прямо к городу, и на мгновение Лак-Хезур остановился, не решаясь ступить на ее ровные плиты. Но чем более дерзким будет его вызов, тем большая ожидает его слава, решил герцог и уверенно шагнул меж высоких колонн.
Но едва он коснулся подошвой сапога гладкого белого мрамора, им овладело неприятное, зудящее чувство. Он не раз, когда с любопытством, а когда и с презрением, наблюдал это чувство у других, но впервые обнаружил в себе. Страх. Это оказалось пренеприятнейшим ощущением, тем более, что никакого видимого источника этому страху Лак-Хезур обнаружить не мог. Воздух, прозрачный и звонкий, чуть колыхался над белой дорогой, нигде не слышалось ни звука, ни шороха. Только вдалеке, у самого горизонта, виднелся неясный блик, в который упиралась белая дорога — город демонов. Впрочем, неизвестно, видел его Лак-Хезур или нет. Поэтому герцог стиснул зубы и пошел вперед. Страх не исчез, он рос с каждым шагом, герцогу уже немалых трудов стоило не броситься сию секунду в постыдное, но спасительное бегство. Он даже оглянулся через плечо, словно хотел проверить, свободен ли еще путь назад. И остановился, не веря своим глазам. Белая дорога, по которой он сделал не более двух десятков шагов, тянулась за его спиной уже мили и мили. Это обстоятельство никак не ободрило Лак-Хезура.
— Странная дорога, — сказал он вслух, обращаясь к желтому камню. — Я уверен, что демоны нарочно сделали ее такой, чтобы сбить с толку незваных гостей. Я думаю, имеет смысл вернуться к началу этих плит, чтобы проверить, повсюду ли действуют их странные чары. — И, поскольку никакого ответа не последовало, герцог покровительственно улыбнулся. — Что, моя радость, ты уже в глубоком беспамятстве?
Но подняв ладонь к груди, чтобы накрыть камень, как он, бывало, закрывал глаза Олору, когда тот не желал видеть крови или уродства, Лак-Хезур не нашел самоцвета. Он исчез.
Этому исчезновению могло быть множество объяснений. Герцог сам мог потерять камень, пробираясь сквозь деревья. Его мог стащить один из духов, что приставали к герцогу в роще. В конце концов, панического страха колдуна вполне могло оказаться достаточно, чтобы зыбкая форма вылетела обратно в Верхний Мир, подобно легкому пузырьку воздуха. Но почему-то ни одно из этих разумных объяснений не пришло в тот миг в голову Лак-Хезуру. Он подумал совсем другое. Быть может, его проницательность и в самом деле соответствовала тем льстивым словам, которые он слышал десятки раз на дню. Не найдя камня, колдун в одну секунду понял: его предали. Его каким-то образом обвели вокруг пальца.
