Павел Блинников - Инквизиция
Зазвонил красивый старинный телефон, и Наташа изящно взяла трубку. Когда она прикоснулась к ней, то несколько раз провела, вверх-вниз зажав в кулачке. Хотя сейчас ее никто не видел, но техника соблазнения уже давно стала ее второй натурой.
— Натали! — донесся до нее голос из трубки.
— Ало. — сказала она слегка суховато. Но даже в сухом голосе была томность.
— Это Борис. — представился в трубке дрожащий голос. — Ты получила розы?
— Да, но мне больше нравятся тюльпаны.
— Неужели? Ну тогда прости, к вечеру их доставят.
— Зачем ты беспокоишь меня Борис. — слово "Борис" как будто упало в трубку тяжелым шлакоблоком. Шлакоблоком, который пролетел по телефонным проводам и разбился о сердце московского бизнесмена.
— Я хочу тебя видеть. — перешел на шепот Борис. — Та ночь подарила мне смысл в жизни, который я так давно потерял…
— И поэтому ты не звонил мне три дня? — перебила его Наталья, запуская следующий шлакоблок.
— Прости меня, я был в Канаде…
— А в Канаде еще не изобрели телефоны? — теперь в голосе тонна притворного удивления. Наталья точно знала, что делал бизнесмен эти три дня. Он возил жену в Швейцарию, и не расставался с ней ни на минуту.
— У меня были проблемы с оператором. Телефон заглючил и… в общем неважно. Позволь я приеду и заглажу свою вину?
— Нет. Мне не хочется видеться с тобой в Петербурге. Он мне надоел.
— Тогда я закажу тебе билет на самолет…
— Что?
— В смысле пришлю свой самолет…
— Нет, я хочу приехать к тебе на машине. Ты же знаешь, что я очень люблю ездить…
— Да, я помню как ты ездишь. — он уже стал часто дышать.
— Но мой Порше сломался.
— Плевать. Бери такси.
— Я люблю, когда я за рулем. Когда мои руки держат круглый кожаный руль и скользят по нему. Вверх и вниз.
— Вверх и вниз…
— Снова и снова.
— Да, снова и снова… Я куплю тебе новый. К вечеру его пригонят, может быть раньше. — она не сомневалась что может довести его до эякуляции лишь звуками собственного голоса. Но он ей нужен такой. Возбужденный, и желающий ее.
— Тогда к утру я буду у тебя. Быть может мы даже проведем вместе целый день.
— Да. Ты не представляешь, как я хочу тебя.
— Это хорошо милый. Но если машину привезут только к вечеру, мне надо отдохнуть перед дорогой. Пока.
— До встерч…
Окончание фразы она уже не слушала и повесила трубку. На пухлых губах промелькнула улыбка, и она стала прикидывать, куда ставить очередной Порше.
Глава 6
От Ростова-на-Дону до Санкт-Петербурга всего два часа лету. Несмотря на такое короткое время один из пассажиров страшно мучился. В паспорте у него значилось, что его зовут Александр Сергеевич Пушкин, но в действительности он был назван в честь самого знаменитого из царей еврейского народа. Давиду страшно хотелось курить. Курил он еще с раннего детства, но нельзя сказать, что два часа в обычной жизни был для него значительный срок. Напротив, он выкуривал меньше пачки в день, и мог терпеть сколько угодно. Но когда он находился в самолете, это желание поднималось в нем со страшной силой. Он знал, почему так происходит, и знал, что это всего лишь глупость, и дань привычке, но не мог ничего с этим поделать. Давид решил отвлечься и погрузиться в воспоминания. Самые красочные впечатления, связанные с самолетом он бережно хранил меж волн собственного безумия. Таких воспоминания было всего два, но они были настолько яркие, что вспыхивали в коридорах памяти словно молнии. Первое было связано с давней поездкой к собственному прадеду. Именно тогда он стал мучиться оттого что не мог покурить в самолете. Второе воспоминание было настолько странным, что Давид редко обращался к нему. Это была встреча с Испанцем, который изменил его жизнь. Вообще Давиду повезло. На его недолгом жизненном пути встретились целых два человека которые кардинально изменили его. Первый свел его с ума и чуть не убил. Второй соблазнил и открыл чудеса волны. Вернее именно тогда Давида в первый раз накрыла волна. Испанец. Он не сомневался, что если еще раз встретит этого человека, то убьет его. И он чувствовал, как тот старается, и каждый день стирает вероятность их встречи. Это его слегка забавляло если учесть что он мог найти его за пару дней.
Давид встал и пошел в туалет. Ему совершенно не хотелось облегчиться, но в ТУ 154 пассажир имеет прекрасную возможность покурить. Он зашел в тесную кабинку и достал тонкую сигару. Он опустил крышку на унитазе, и сел на нее, а потом закурил. Сигару он держал прямо над раковиной, а там из нескольких маленьких дырочек постоянно высасывался воздух, чтобы вода лучше стекала. Позади него была металлическая решетка, и часть дыма уходила в нее. Тут же стоял и освежитель воздуха, но Давид скорее оторвал бы себе палец чем воспользовался им. Его обоняние и так подвергалось страшным пыткам от присутствия в общественном туалете, но его мозг полностью окунулся в омуты памяти и они сделали его четырнадцатилетним мальчишкой которому покурить здесь казалось настоящим приключением. Он улыбнулся, и на его лице разгладились немногочисленные морщины. Он снова летел к своему деду, и ему было четырнадцать. Из глаз пропала внимательность и живой ум, зато появилось лукавство. Он даже стал воровато озираться по сторонам и прислушиваться к тому, что происходит в коридоре. Когда Давид заходил в туалет он мог с легкостью расслышать взмахи крыльев бабочки за бортом самолета, но четырнадцатилетний Давид так еще не умел.
Давид покурил и вышел из туалета. У него была вероятность, что за это время никто не захочет в туалет, и он не преминул ей воспользоваться. Проходя в дверной проем, Давид постарел на шестнадцать лет, и прошел на свое место. Мир снова превратился для него в постоянное движение запахов вкусов и света. Он уселся рядом с женщиной, от которой пахло дорогими, но очень вульгарными духами. Давиду не нравились столь резкие запахи. Нет, некоторые не вызывали у него отвращения и это было еще куда не шло, но большинство встречались настолько часто что успели надоесть. Лично он сам делал духи. Сегодня от него пахло смесью жасмина, ромашки и маленькой толики рододендрона. Запах рододендрона едва ли могли обонять и десять человек во всем мире, но Давид был одним из них. Для Давида запахи значили много, но все же не настолько много, как движения. Мало кто может заметить, что все вокруг нас движется и постоянно соединяясь, приходит к распаду. Вообще Давид был человеком, который находил красоты мира в самых неожиданных местах, как находил он и его омерзение. Он был далеко не простым человеком, и теперь мог ответить на вопрос, который когда-то задал ему прадед. Теперь он знал, что в нем сложного. Возможно теперь он был даже слишком сложен. Он откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза. О твердые скалы его барьеров билась волна. Кто-то называет это безумием, кто-то сумасшествием, кто-то даже оверлогикой, но для Давида это была волна. В этой волне было столько же прекрасного, сколько и пугающе страшного. Эта волна когда-то прибилась к берегам его разума, и с тех пор не покидала его. Теперь каждый из них был пленником друг друга. Он волны, а волна его.
