Евгений Адеев - Небо в огне
— Гоже!!!
— Здрав будь, вещий певец!!!
— Любо!!!
Старый гусляр улыбнулся благодарным слушателям, нежно огладил звонкое дерево больших гуслей, словно благодаря их за дарованные мгновения славы.
Владимир поднялся, высоко воздел чашу, которую во-время подбежавший отрок только что вновь до краев наполнил ароматным терпким вином.
— Славно потешил нас Боян! — молвил князь с улыбкой. — Любы не песни его! Будь же здрав, мудрый певец! Не на серебре струн гуслей твоих ты играешь — на струнах душ человечьих, а они тоньше, нежнее… да и звонче звучат, если касается их умелая рука! Слава тебе!!!
— Сла-а-а-ава-а-а! — дружно рявкнула палата, зазвенели кубки, вино, мед и пенный ол водопадами хлынули в вовремя подставленные глотки.
Князь до дна осушил чашу, вновь опустился в кресло, виночерпий тут же вновь наполнил золотой сосуд драгоценной влагой. Гомон чуть поутих, вновь заструился ровным бурным потоком. За княжьим столом слева от кресла властителя вновь завязалась ожесточенная перепалка между Претичем и Волчьим Хвостом, прерванная на время песней Бояна. Невежа Залешанин, которому просто надоело болтаться за княжьим креслом, в наглую облокотился о резную золоченую спинку, с улыбочкой прислушиваясь к спорящим, несмотря на тычки, которыми украдкой награждал бывшего разбойного атамана всея Руси донельзя возмущенный Войдан.
Справа от князя хрустело и гремело, будто работала здоровенная мельница — там отъедался-отпивался с дальней дороги Ильюша Муромец, возводя вокруг себя горы из перемолотых костей и всякого рода чешуи-кожуры-шелухи. Воспитанный Добрыня бросал на старого казака неодобрительные взгляды, но глаза его смеялись.
— Хорошо пируем… — промычал Алеша Попович, ухитряясь одновременно использовать рот сразу в двух целях. — Давненько так не гуляли… ик… пра-а-ашу прощения… буль-буль-буль… вот так вот лучше. Только вот зря… ик… еще и в Серебрянной не накрыли… а то и во дворе…
— А за городские ворота не хочешь? — молвил неслышно появившийся у него за спиной Велигой. — Еще не хватало! Уже расслабился?
— Да брось ты! — богатырь на мгновение оторвался от блюда с перепелами, с улыбкой повернувшись к воеводе «кречетов». — Право, Велигой, ты как всегда преувеличиваешь. Тут столько народу, что муха к князю не подлетит незамеченной, а если и подлетит, так Залешанен ее так своей дубиной перепояшет, что и воспоминаний не останется! Твои ребята по всем щелям понатыканы, Претич утроил охрану, в конце концов, весь цвет русского богатырства здесь, а тебе все мало…
— Даже если бы князя охранял сам Перун во плоти, — сумрачно ответил Велигой, — я все равно приказал бы своим воям смотреть в оба. В последнее время на князя чуть ли не каждая собака кидается… Поделись огурчиком… Благодарень… И я не успокоюсь, пока не выясню, кто стоит за последними покушениями.
— Сядь лучше, поешь по-людски, — молвил Добрыня. — Мечешься целыми днями, как угорелый. Бдительность бдительностью, но себя гробить тоже не след. Что толку будет от тебя князю, если ты начнешь падать в голодные обмороки?
— У Ящера отъемся… — буркнул тиверец. — Ты мне лучше вот что скажи: пока ты тут в Киеве посадничал, кто из заморских послов выезжал из города?
— Слушай, давай завтра, а? — скривился Добрыня. — А то у меня после этого самого «посадничания» до сих пор голова кругом идет. Я тебя утром сам разышу, и подробно поведаю кто куда выезжал, когда, и сколько раз по пути останавливался по… не за столом будет сказано.
Велигой пробормотал что-то маловразумительное и бесцеремонно стибрив с Алешиной тарелки еще один огурец растворился в пляске света и тени. Попович обиженно хмыкнул и вновь ринулся в горнило ожесточенной битвы с жаренными перепелами.
— Совсем с ума сошел… — покачал головой Добрыня. — Эдак скоро на собственную тень будет с самострелом кидаться.
Владимир задумчиво отхлебнул вина, унизанные перстнями пальцы непроизвольно теребили чуб.
— Иногда его верность меня пугает… — сказал он тихо. — Слыхал я байку про одного верного пса…
— Что за история? — оторвался от тарелки Муромец.
— Грустная сказка, — Добрыня изящными движениями отделил куропаточью ногу, обмакнул в горчицу. — Про старого волхва и его собаку. Рассказать?
Муромец кивнул, тут же опрокинул в бездонное пузо полкувшина пива и уселся поудобнее, попутно спихнув с лавки кого-то из бояр. Попович тоже пододвинулся поближе, многие из сидевших за соседними столами тоже стали потихонечку приближаться к рассказчику. Владимир откинулся в кресле, пристроив чашу на подлокотник и устало прикрыв глаза.
Добрыня дождался, когда внимание слушателей достигнет наивысшего накала, и неспешно начал рассказ.
— Жил-был старый мудрый волхв. — молвил он негромко, чтобы за соседними столами невольно поутихли, прислушиваясь. — И был у него верный пес. В свое время старый ведун заметил на улице голодного, замерзшего щенка, пожалел его, взял домой, обогрел, накормил да и оставил жить у себя. Щенок вырос, превратился в большого, сильного, умного пса. Он души не чаял в старом волхве, сторожил его дом, оберегал от ночных татей, смело бросался на тех, кому не посчастливилось обидеть старика. Волхв тоже любил пса, отдавал ему лучшие куски со своего стола, холил и лелеял…
— Замечательная сказка, — довольно прогудел уже слегка захмелевший Илья. — На этом можно и остановиться — люблю, когда все хорошо кончается…
— Могу и закончить, — пожал плечами Добрыня. — Да только сказка от этого лучше не станет, потому как если бы все было так хорошо и прекрасно, то ее вообще бы не было.
— Ладно, давай, сказывай дальше, — махнул рукой Илья, скорчив недовольную рожу. — Просто я тебя знаю — у тебя в конце рассказа всегда либо все умирают, либо женятся, а это один хрен — одинаково нудно.
— Замолчи, Илья, — Алеша беззлобно ткнул старого богатыря в бок. — Уж в этом сказе герои точно не переженяться…
Громовой хохот огласил Золотую Палату, вздрогнули потолочные балки, колыхнулось пламя светильников. Улыбнулся даже Владимир — одними губами. Он знал, чем заканчивается сказка.
— Смех смехом, — Добрыня обмыл всплеск веселья добрым глотком стоялого меда, — а между тем жили волхв и пес душа в душу, без обид и раздоров… Но вот со временем стал старик замечать, что с собакой твориться что-то неладное. То лай поднимет среди ночи, то рычит на прохожих из-за плетня… Раньше приходили к волхву люди за советом али какой другой помощью, а то и просто проведать мудрого старца, и пес всегда встречал приветливо и дружелюбно тех, кто являлся с чистым сердцем. А теперь никто не отваживался заглянуть к старому волхву, не прихватив с собой палки поувесистей, потому что пес взял странную привычку кидаться на всех входящих без разбору, сначала просто хватая за ноги, а потом принялся кусаться уже всерьез…
