Пола Вольски - Белый трибунал
Не хочется об этом думать.
Комбинации Чоркана. Тред сосредоточился, и на время все вопросы и страхи отступили.
Но его умственная самодисциплина была далека от совершенства. Сосредоточенность то и дело нарушалась и к полудню исчезла без следа, разрушенная скрежетом и звоном, доносящимся от двери камеры. Кто-то пришел!
Отец?
Вскочив на ноги, Тредэйн обернулся на звук. Внизу двери отворилось маленькое окошко. В камеру протолкнули поднос с кувшином, миской и ломтем черного хлеба. На мгновение появилась человеческая рука с грязными ногтями. Потом рука исчезла, и оконце закрылось.
В тот же миг Тред оказался на коленях перед дверью, колотя кулаком в закрывшийся ставень и зовя невидимого тюремщика.
Ответа не было. Тюремщик то ли был глух, то ли не желал его слышать, а быть может, и то и другое вместе. Поняв, что кричать бесполезно, мальчик обратил внимание на поднос. В кувшине оказалась вода, в миске — сероватая овсянка, а кусок хоть и черствого хлеба был солидного размера. Пленнику Сердца Света приходилось опасаться многого, но голодная смерть ему определенно не грозила.
Ничто на свете не способно отбить аппетит у тринадцатилетнего мальчишки. Тред в несколько секунд опустошил миску, глотнул воды и вгрызся в краюху, оставив от нее только пару корок. Корки он решил оставить на случай, если проголодается до обеда.
А может, к тому времени он уже будет на свободе, дома. Освобождение необъяснимо затягивалось, но наверняка уже скоро. А тем временем… чем бы заняться? Опять комбинациями Чоркана?
Ему не удалось сосредоточиться. Варианты комбинаций бессмысленно прыгали в голове. Несмотря на все усилия, сомнения и страхи возвращались. Одна за другой тянулись унылые минуты.
Где он?
Как видно, что-то усложнилось. Но это не надолго.
Комбинации Чоркана не помогали. Мысленно пожав плечами, мальчик встал и принялся мерить камеру шагами. Взад-вперед, всего несколько коротких шагов в каждую сторону. Каменные стены смыкаются со всех сторон. Он подошел к окну, подтянулся, выглянул сквозь решетку.
Туман немного рассеялся. Стали видны лодочки, скользившие по серебристой реке Фолез, дома на дальнем берегу, купол дворца дрефа и острый шпиль Дылды — самой высокой городской башни с часами. По улицам спешили прохожие, некоторые из них были совсем близко. Если закричать, его наверняка услышат.
Мальчик заставил себя оторваться от окна. Снова хотелось есть. Он жадно сжевал оставшиеся корки и сел, прижавшись спиной к влажной стене и приготовившись ждать.
Хромая, проходили часы. К тому времени, когда колокол Дылды объявил второй час дня, в животе у мальчика снова бурчало. Ему в первый раз пришло в голову, что утренний паек рассчитан на весь день до ужина.
Но к ужину его давно здесь не будет.
Тредэйн, как умел, развлекался умственными и физическими упражнениями, головоломками и шарадами, даже от скуки попробовал сплетать и завязывать в узелки грязную солому и мучительно пытался постигнуть искусство Гленниан ЛиТарнграв создавать мелодию из ничего. Но в нем не было музыки.
В окно доносился шум города, но звуки казались непривычно тихими. Тред не привык к одиночеству. Его всегда окружали люди: родные, друзья, слуги. Разговоры — разные, серьезные или легкомысленные, дружеские или сердитые, но всегда вокруг него звучали человеческие голоса. А теперь…
За окном стало темнеть, живот сводило судорогой, и незнакомый прежде страх тяжело давил, угрожая пробить выстроенную Тредом ненадежную защиту. И тут дверь наконец отворилась: тюремщик. Тяжеловесный громила с рябым лицом вырос на пороге.
— Пыдносыдро, — невнятно буркнул он. Тред недоумевающе уставился на него.
— Пыдносыдро — Не встретив понимания, тюремщик повторил с преувеличенной отчетливостью, выговаривая слова по слогам для то ли глухого, то ли тупоумного заключенного: — Под-нос и вед-ро. Давай ВЕДРО И ПОДНОС. Живо, не то получишь. Ты что, по-гециански не понимаешь?
Тред понимал по-гециански. Он быстро передал тюремщику указанные предметы. Только покончив с этим делом, он догадался спросить:
— Мой отец, ландграф ЛиМарчборг… где он? Что с ним? И что с моими братьями?
Поздно. Дверь с треском захлопнулась, и Тред сел, уставившись на нее и перебирая в голове все, что ему следовало сказать. Кто знает, когда теперь снова появится тюремщик… или хоть кто-нибудь. Он ничего не узнал, и еды не получил. Кажется, заключенных здесь кормили только раз в день. А все потому, что не хватило присутствия Духа воспользоваться представившейся возможностью.
Пока он сидел так, упрекая себя, дверь снова приоткрылась, и тюремщик вернул пустое ведро, содержимое которого, по-видимому, выплеснул в сточное отверстие, откуда оно стекло в отстойник, вонявший, как тайные злодеяния в глубинах Сердца Света.
Тред, решившийся не повторять ошибки, вскочил на ноги.
— Скажи, что сделали с моим отцом, — потребовал он.
Ответа не последовало, и тогда в нем загорелся гнев, подогретый страхом и голодом. Тюремщик привычно делал свое дело, не обращая внимания на шум, поднятый маленьким пленником, и не ожидал нападения. Тред, припомнив советы бесшабашного Зендина, с размаху ударил мужчину кулаком в челюсть и, когда голова мотнулась назад, резанул ребром ладони по открывшейся гортани.
Такой удар, нанесенный взрослым человеком, мог бы убить противника. Но Тред был еще мальчишкой, и тюремщик только сел на пол, ударившись копчиком о камень, и захрипел поврежденной глоткой. Тредэйн метнулся к двери, опрометью бросившись из камеры на площадку. Перед ним уже была винтовая лестница, уводящая из этого царства кошмара к живому миру, где была семья, друзья, свет, свобода…
Жизнь.
Совсем рядом. Но едва он поставил ногу на первую ступень, как его настиг оказавшийся на редкость живучим тюремщик. Здоровенная лапа обхватила Тредэйна за шею и втащила задыхавшегося мальчика в тесную камеру, откуда он тщетно пытался бежать.
Попытки отбиваться оказались смехотворно бессильны и только причиняли боль. Мальчишка не ровня крепкому мужчине.
Его швырнули на солому, от удара перехватило дыхание, и дверь снова захлопнулась.
Убить бы этого тюремщика, убить бы хоть кого-нибудь! Если бы он был старше, выше ростом, сильнее…
Слезы снова навернулись на глаза, и на этот раз он не сумел остановить их.
Солнце закатилось, и в камере стало холодно. Снова спустилась ночь, а он все еще был один.
…вернусь домой, вместе с сыновьями, к утру…
Равнар ЛиМарчборг ошибся, ошибся в первый раз на памяти Треда. Значит, отец тоже может ошибаться!
Мальчик дрожал. Осенний вечер был холоден, но ни страх, ни мучения тела не могли отогнать сон. Несмотря на отчаяние, голод и укусы насекомых, или наоборот — слишком измученный всем этим, Тредэйн мгновенно заснул.
