Анна Котова - Небо бескрылых
— Вижу, у Трелей зоркий глаз и недурные познания в технике, папа.
— Юрис, как тебе не стыдно!
— Мне нечего стыдиться, папа. Просто я удивлена, как Трелей не опознала пилота, если уж разглядела ваншип.
— Откуда Трелей знать его?
— У нее еще и память плохая? Когда он появляется здесь, в этом доме, в мундире и при погонах, она его узнает, а в Миессе ей отказывает память?
Господин Бассианус сдувается на глазах, перестает расхаживать по кабинету, садится в кресло.
— Алекс Роу?
Юрис молчит, но щеки ее слегка порозовели.
— Значит, Алекс Роу… — кажется, слышно, как у папы в голове, пощелкивая, перестраиваются логические цепочки. — Что ж, возможно… Да, возможно, я даже одобрю твой выбор. Но не раньше, чем юноша исправит свое поведение… Арраниус!
На пороге бесшумно материализуется дворецкий.
— Пусть на завтра ко мне вызовут моего подопечного, молодого господина Роу.
— Он здесь, господин премьер-министр.
— О! — Бассианус удивлен. — Тогда через полчаса приведи его ко мне.
— Слушаюсь, господин премьер-министр.
Арраниус исчезает.
Юрис улыбается светло и нежно. Отец всматривается в ее лицо.
— Послушай, Юрис, — говорит он наконец. — Ты еще ребенок.
— Я не ребенок, папа, я младший лейтенант анатольского военно-воздушного флота.
— Ты желторотый курсант, Юрис, и не спорь со мной. В пятнадцать лет можно выучиться летать и стрелять, можно даже командовать эскадрильей, но выйти замуж без согласия родителей никак невозможно. А твой Алекс и того моложе. Младенцы вы оба несмышленые, вот вы кто, господа лейтенанты анатольского флота. Возможно — я сказал "возможно", Юрис Бассианус! — я разрешу вам встречаться, но при условии строжайшего соблюдения приличий. Планы же на будущее строить запрещаю — по крайней мере до окончания академии. Обоими, Юрис Бассианус! Если через два года у вас еще будет охота встречаться, мы вернемся к этому разговору. А сейчас марш в свою комнату и подумай хорошенько!
— Есть! — отвечает Юрис, улыбаясь во весь рот. — Спасибо, папа! — и не успевает отец нахмурить брови, а она уже выскользнула из кабинета. Господин премьер-министр не сомневается, что дочь честно отправилась в свою комнату.
Она действительно так и сделала, но не слишком торопилась и задержалась на лестнице, чтобы увидеть смертельно серьезного Алекса, направляющегося вслед за Арраниусом к кабинету. В парадном мундире, фуражка в руке, темные волосы взъерошены. Сердце Юрис замирает от любви и нежности. Примчался! Прилетел на своем битом ваншипе — а она даже не звала его! Решил, что ее нужно выручать, и явился — почти одновременно с ней.
Она взбегает по лестнице в свою комнату и прыгает на кровать с разбегу. Сердце ее поет от счастья. Алекс, чудо мое темноглазое, как я люблю тебя за то, что ты такой!
— 44-
Прутья моей клетки прозрачны и невесомы. Я даже летаю вместе с ней. Собственно, я и не помню о ней — пока не делаю попытки шагнуть за ее пределы. Тогда тонкие невидимые прутья впиваются в кожу и режут мясо до кости — как режет натянутая струна, или капроновая нить, или стальная проволока… и все же это струны, они гудят и звенят, когда я ударяюсь о них.
В эту клетку я вошел сам и сам закрыл за собой дверь. Мне казалось — иначе нельзя.
А ты однажды протянула руку и оборвала окровавленные струны, как рвут паутину — легким движением пальцев.
Тогда я узнал, что такое свобода.
— 45-
Алекс выходит из столичного особняка Бассианусов в глубокой задумчивости. Ее отец не смог бы нагнать на него страху — но он в два счета опутал Алекса обещаниями и обязательствами. Каковы ваши намерения в отношении моей дочери, молодой человек? Что? Не смешите меня, какой из вас жених в ваши годы, с вашим положением — а точнее, отсутствием всякого положения? Вы не смеете компрометировать девушку своим необдуманным поведением, если уважаете ее хоть сколько-нибудь! Слово за слово — и не успел Алекс оглянуться, как наобещал соблюдать тысячу и одну формальность. Ждать — миллион лет! — пока не получит официального согласия господина Бассиануса. Окончить курс с блестящими результатами, чтобы быть достойным своей избранницы. И не тянуть лапы куда не следует.
Черт, как же дальше разговаривать-то с ней?
Но зато через неделю ему дозволено явиться к обеду сюда, в резиденцию премьер-министра, дабы повидаться с Юрис. Ох! официальный обед, в присутствии ее папаши! Боги, за что?
Сам виноват. Нарвался — терпи.
— 46-
Пятнадцать лет. Красив, талантлив, стремительный и изобретательный ум, настоящая страсть к небу и полетам, заслонившая прежнюю страсть к технике. Отчаянно влюблен и теперь это понимает. Также точно знает, что его любовь взаимна, и если бы не безмерное уважение к любимой девушке, вероятно, перешел бы от поцелуев и объятий гораздо дальше. Впрочем, и ее отец вовремя накинул на парня узду, заставив пообещать, что тот не позволит себе ничего лишнего, пока не окончит академию. Поэтому мальчик томится и мается, под кожей бушует скрытое пламя. Иногда он не выдерживает и срывается, тогда летят пух и перья, а порой и более тяжелые предметы.
Постоянная борьба с собой не оставляет сил и времени для детских шалостей. Молчалив, часто угрюм. Чтобы меньше думать о Юрис, учится, как зверь, и, конечно, все равно думает о ней постоянно.
Несколько девушек бредят им, но он вряд ли подозревает о самом их существовании.
— 47-
Второй курс был ураганом. Третий — грозовые тучи и порывы шквалистого ветра.
…Половина двенадцатой группы сбежала после отбоя в кабак. Были пойманы на месте преступления и сурово наказаны. Алекс Роу в вылазке не участвовал.
…Бунт в столовой. Курсант Алзей нашел в тарелке с супом жирного таракана и приколол его вилкой к меню. Третьекурсники зашумели, потребовали выдать поваров на расправу. Алекс Роу посмотрел на разгорающуюся бучу, тяжело вздохнул и ушел.
…Лучшие результаты по всем предметам, кроме современной истории. Сочинение курсанта Роу по дизитской проблеме признано непатриотичным, оценка снижена. Заспорил с преподавателем, вспылил, выскочил из класса.
Вечером постучался в комнату к Тайберту и попросил ножовку — выпилить новую спинку для сломанного стула.
…Весь учебный год — горящий взгляд, устремленный на Юрис Бассианус, и несчастное выражение лица. Вспыльчив сверх всякой меры, но ни разу не довел дело до драки. Стискивает зубы и кулаки — и уходит.
Ножовка Тайберта, а также молоток и гвозди из мастерской окончательно переселились к Алексу под кровать.