Юлия Латынина - Во имя государства (сборник)
Вместо этого Нан пошарил у себя в рукаве и извлек из него, к удивлению императорского наставника, два круглых камня, связанных между собой цепочкой.
– Что это? – спросил Андарз.
– Эта штука, – сказал Нан, – на жаргоне столичных шаек называется «ловчий цеп». Ее бросают так, что она обвивается вокруг шеи, а потом бандит прыгает сверху на человека и добивает его камнем или тащит для выкупа. У покойника Ахсая были два синяка, под ухом и на затылке, и полоса вокруг шеи. В него сначала бросили «ловчим цепом», а потом задушили. Это работа бандита высокого полета. Разве такое по плечу Лоне-Фазаненку?
Господин Андарз молчал довольно долго.
– Да, – сказал он, – все сходится. Видимо, разбойник, встречавшийся с Ахсаем, ограбил его и убил, не отдав письма. Отыщите этого разбойника!
Нан улыбнулся.
– Так Ахсай сказал, что вы не знаете продавца?
Андарз обиженно прижал большой палец к столу.
– Откуда? Я не общаюсь с лесными разбойниками. Он назначил свидание в каком-то притоне…
– Ахсай врал, – сказал Нан.
Андарз недоуменно сощурился.
– В этом деле есть три обстоятельства, – сказал Нан. – Первое – это то, что человек, который продавал это письмо, знал, что вы находитесь в отчаянном положении. Что господин Нарай каждый день истребляет вас в глазах государя. Что вы купите это письмо и отдадите его государю, а не господину Нараю. Сколько людей это знает?
– Я вовсе не нахожусь в отчаянном положении, – возмутился Андарз. – Я вот уже восемь лет как наставник государя! Я и без этого письма могу потребовать отставки Нарая, когда сочту нужным!
– Сколько людей знает о вражде между вами и Нараем? – повторил Нан, словно и не услышав ответа Андарза.
– Многие во дворце это знают, – ответил тихо Андарз.
– Во дворце – высшие чиновники! Но разве высший чиновник станет продавать вам письмо за миллион? Он найдет лучшее применение такому капиталу, как это письмо! Только мелкий чиновник, который не имеет доступа к государю, сделает из такой вещи товар! А кто из мелких чиновников осведомлен о вашем положении?
– Только мои домашние, – сказал Андарз.
– Вот именно, – сказал Нан. – Человек, продававший вам через Ахсая письмо, был недостаточно высокопоставленным чиновником, чтобы использовать его самому, и недостаточно мелкой сошкой, чтобы вообще не понять его значение. Человек этот продавал вам письмо через Ахсая, тратя деньги на посредника, не потому, что был вам незнаком, а наоборот, потому что вы прекрасно его знали. Это был один из ваших доверенных лиц.
Андарз молчал.
– Обстоятельство второе, – безжалостно продолжал Нан, – Почему этот человек предложил письмо вам, а не Нараю? Нарай – восходящее солнце, вы – заходящая луна. Потому что, если бы Нарай завладел письмом, он погубил бы не только вас, но и все ваше окружение, – стало быть, этот человек причастен к тем из ваших дел, которым нет оправданья в глазах Нарая. Обстоятельство третье заключается в том, что лесной разбойник не станет просить осуйские деньги, потому что ему негде их будет разменять. Этот человек просил у вас чеки, потому что он известен в Осуе или потому что собирается бежать в Осую! И он был прекрасно осведомлен, что у вас есть осуйские деньги, потому что сам, вероятно, вел ваши дела… Что это? – вдруг перебил себя Нан.
Андарз замер. Нан распахнул окно: послышался шорох, ручная лисица виновато покосилась на Нана и засеменила прочь, оставляя на вспаханной земле следы, в которые словно стекался лунный свет.
Нан закрыл окно.
– Вы не могли бы показать мне само письмо?
Андарз подал принесенную с собой папку.
– Вот оно, – сказал Андарз. – Разумеется, оригинал написан на лазоревой бумаге.
Нан раскрыл папку, и по мере того, как он читал письмо, глаза его делались все изумленнее и изумленнее, словно он держал в руках не лист бумаги, а ласточку о четырех ногах или иную природную несообразность.
Васильковые же глаза Андарза делались все безумней и безумней: только теперь, казалось, императорский наставник сообразил, что именно ему было сказано: что среди ближайших его людей есть предатели и что… Великий Вей! Императорский наставник треснул кулаком по ореховому столику, отчего тот деликатно присел на ножках и крякнул, и заорал:
– Но я не могу арестовать всех моих доверенных лиц! Я прослыву ненадежным человеком! А те, кого я не успею схватить, перебегут к Нараю и наговорят на меня множество несправедливостей, не зная, чем себя спасти!
Молодой чиновник аккуратно закрыл папку и сказал:
– Хотел бы завтра появиться у вас на обеде и поглядеть на тех, кого вы называете своими доверенными лицами.
Спустя десяток минут в небе вспыхнул фейерверк: огненные имена приглашенных на праздник вспыхнули в небе и, упав в воду, не гасли, а продолжали гореть в воде.
Первый министр империи, Ишнайя, обязанный этим назначением своему другу Андарзу, и его собеседник, чиновник сообщений Шима, с любопытством смотрели вверх: им было интересно, появится ли на небе имя советника Нарая, приглашенного на праздник, но не явившегося.
Тихо раздвинулись кусты, и министр, оглянувшись, увидел молодого чиновника судебного ведомства, удалявшегося по мягкой, словно серебром обсыпанной дорожке из ночного сада.
– Кто это? – спросил Ишнайя.
Его собеседник пригляделся и хмыкнул.
– Этого чиновника зовут Нан, – сказал он. Необыкновенно деятельный молодой человек, сирота из провинции Соним, и делает за своего начальника в Четвертой Управе всю работу. Два дня назад с ним приключилась маленькая неприятность: господин Нарай разгневался на судью Четвертой Управы за отчет, и судья покаялся, что отчет писал его помощник Нан. Нарай велел обоим явиться для покаяния. Очень способный молодой человек, но, как видите, карьера его кончена.
«Надобно выяснить, зачем Андарз звал этого бедняжку», – подумал Ишнайя.
В этот самый миг у поворота тропинки показался сам Андарз. Вельможа щелкнул пальцами, подзывая своего управляющего, и громко сказал:
– Амадия, господин Нарай не явился на праздник, – проследите, чтобы его имя не запачкало неба.
Чиновники вокруг вздрогнули, и послышался звон чьего-то хрустального кубка, разбившегося о каменный бортик пруда.
* * *Солнце давно уже закрыло свой совиный глаз, и серебряные гвоздики звезд прибили к небосводу черный бархат ночи, – словом, наступил уже час Черного Бужвы, когда Шаваш постучался в ворота веселого учреждения под названием «Восьмое небо».
Как он прошел мимо запертых ночью ворот между Нижним Городом и Верхним, мы, признаться, не знаем: может, пролез в собачий лаз.
Ему открыли, и Шаваш взошел по ступенькам на третий этаж, в комнатку девицы по имени Тася. Никакого особого родства, кроме родства душ, между ними не было. В руках его была корзинка с янтарного цвета уткой, и пирожками, тающими во рту, и финиковыми лепешками, утешающими душу и разгоняющими печаль, и многим другим, что немного пьяный Андарз, смеясь, лично сложил в корзинку.
