Тина Даниэл - Тёмное сердце
С Рейстлином же было совсем по-другому. Кит должна была постоянно наблюдать за ним, чтобы следить за его дыханием и уговаривать поесть. Маленькая девочка думала, что эти проблемы не настолько её изматывали, как то время, когда она размышляла о младенце, старательно пытаясь со всей её энергией сделать его сильнее.
В тот день, принимаясь за готовку завтрака, Кит услышала тихий шум и оглянулась. К её изумлению в дверном проёме маленькой комнаты стояла Розамун. Она шаталась, но всё же стояла. Если бы Кит не видела её глаз, то подумала, что её мать в норме. Но серые глаза Розамун были жуткими и бессмысленными.
Когда задолго до сумерек Гилон вернулся домой, Китиара приветствовала его у двери. Они договорились, что после его возвращения Кит будет предоставлена возможность ненадолго сбежать из дому. Вместо того, чтобы сесть и поужинать, восьмилетняя девочка играла снаружи до наступления полной темноты, обычно тренируясь со своим деревянным мечом с яростной силой, как будто пытаясь прожить своё детство за несколько коротких часов.
— Сегодня мама много блуждала по дому. — сообщила Кит Гилону этим днём, когда готовилась уходить. — Я один раз была вынуждена привязать её к кровати.
Гилон удивлённо поднял брови, затем посмотрел в маленькую комнату.
Облачённая в испачканную простыню, Розамун сидела в кресле-качалке в углу, водя руками так, будто вязала. Только у ней не было никаких спиц и пряжи.
— Я не знаю, что близнецы сделали своей матери, но она не обращает на них никакого внимания. — с некоторым удовольствием сказала Кит Гилону прямо перед тем, как выбежать в тёплый летний вечер.
**
Когда близнецам исполнилось шесть недель, Китиара пришла домой после вечерних игр и увидела, что Розамун сидит за кухонным столом, держа в руках Рейстлина и воркуя что-то Карамону, лежащему в колыбели. Несмотря на то, что Гилон должно быть помог ей искупаться и одеться, хилая мать Кит всё ещё была похожа на приведение после недель болезни. И всё ещё её лицо сияло, а Гилон, стоящий рядом, наблюдал за её действиями с гордым удовольствием.
Услышав, что Кит пришла, Розамун отвернулась от близнецов и тепло подозвала дочь к себе. Она положила Рейстлина в колыбель, чтобы положить свои испещрённые синими венами руки на крепкие плечи девочки. Розамун попыталась притянуть Кит к себе, но её дочь уперлась.
— Я хочу поблагодарить тебя за всё, что ты сделала. Гилон сказал мне, что ты была… незаменима. — сказала Розамун, пристально глядя на маленькую черноволосую девочку, со смешанным чувством любви и неясного уважения.
Кит упёрлась глазами в пол, запутавшись в собственных чувствах благодарности и негодования. Когда она сделала движение, чтобы отойти, Розамун встала и неуклюже обняла Кит своими тонкими руками. Кит держалась натянуто и как только почувствовала, что её мать немного ослабила хватку, бросилась к двери.
Розамун опустилась назад на стул, а Гилон топтался поблизости, не зная, что сказать. Глаза Розамун затуманились от слёз, когда она смотрела, как её дочь убегает обратно в летнюю ночь.
— Твой отец гордился бы тобой. — прошептала Розамун вслед исчезающей фигурке Кит.
ГЛАВА 3
ФЕСТИВАЛЬ КРАСНОЙ ЛУНЫ
Благодаря Гилону в доме всегда было полно хороших, медленногорящих дубовых поленьев, готового поддерживать ночной огонь. Но очаг обычно тускнел к середине ночи и, особенно во время худших непогодных ночей, никому не хотелось вставать и шагать по холодному полу, чтобы подбросить ещё дерева.
Китиара предпочитала спать в своей собственной комнате, хотя она располагалась дальше всего от очага. Лестница и тонкий занавес из марли, отделяющий её от остального дома, по крайней мере давал ей хоть немного уединения. И цена за это уединение могла быть достаточно высокой. Почти каждое утро, даже и не долгой зимой, она просыпалась сжавшейся в клубок и дрожавшей.
Гномы говорили об утехинских зимах довольно резко: «Не меньше трёх одеял с торчащим из них носом.» Зимы казались бесконечными и всё же, когда все уже были на пределе, приходила весна, ловя даже самых бдительных из населения Утехи врасплох.
Этим утром двенадцатилетняя Китиара ещё спала. Она не свернулась в клубок — признак того, что наступила более хорошая погода. Её ноги свисали с кровати — признак того, что она начинала перерастать свой укромный уголок. Её лицо во сне было ребяческим, почти нежным, очень отличающимся от практикуемого ею, часто неубедительного, прохладного выражения, которым она обзавелась как частью её брони против всего мира.
Безмятежное выражение лица испарилось, когда что-то грубовато и неприятно ткнуло её в бок. Кит издала невнятное бормотание и, не открывая глаз, перевернулась лицом к стене, натянув на себя одеяло. После паузы тыканье возобновилось, на сей раз по спине.
— Уйди, Карамон. — зловеще пробормотала она.
Тычок. Ещё тычок.
Китиара медленно повернулась к источнику неприятного беспокойства, всё ещё почти спящая и с мутными глазами.
Ох. Её глаза расширились в лёгком удивлении, поскольку она различила перед собой крошечную фигурку не Карамона, а Рейстлина. Худой и бледный, с овальным лицом, обрамлённым всклокоченными светло-коричневыми волосами, четырёхлетний малыш стоял у кровати. Он загадочно улыбался. Улыбка была необычна для Рейстлина, необычно задумчивого маленького мальчика.
— Я рано проснулся… — тихо начал он.
— Угу. — Китиара до сих пор наивно предполагала, что ей удастся украсть хоть немного сна. Она поднялась на локте и оглядела своего необычного младшего брата, которого она довольно сильно любила, но всё же и сильно желала задушить в некоторые дни — нет, в большинство дней — и особенно сегодня.
Взглянув вниз, Кит увидела, что его более здоровый брат, Карамон, всё ещё крепко спал, лёжа на спине и негромко похрапывая. У близнецов были маленькие кровати, стоящие рядом, но Карамон обычно растягивался поперёк обеих. Кит знала, что Карамон поздно лёг вчерашним вечером, обучаясь, под руководством Гилона, вырезать из дерева. Он применял свои новые знания для создания своего первого деревянного кинжала.
Как всегда, Рейстлин лёг спать вскоре после ужина, а Китиара, должно быть, заснула перед тлеющим очагом. Добрый, надёжный Гилон поднял её по лестнице и положил в кровать.
Китиара вздохнула. Насколько рано было сейчас?
Тычок, тычок.
— Ты прекратишь это, Рейст?
Он всё ещё неопределённо улыбался. Чего это он сегодня так развеселился?
— Я хотел сказать, — продолжил он, когда она снова сосредоточила на нём внимание. — что со мной говорила птица…
