Чарльз Стросс - Тайная семья
Она продолжала идти по улице, бормоча в приколотый под шарфом микрофон. Порывистый ветер со свистом проносился по улице, угрожая сорвать шарф с ее головы, и женщина отчаянно боролась, стараясь удержать его на месте.
— Я видела на улицах и мужчин, и женщин. Мужчин все-таки больше. Одеты в стиле… гм-м… если сказать «викторианской эпохи», это будет не вполне точно. Может быть, поствикторианской? Мужчины носят галстуки или шарфы поверх воротничков, двубортные костюмы и пальто, чаще всего без воротника. Вокруг одни шляпы, множество шляп, а еще я видела пиджаки в желтую и синюю полоску и даже более сложных рисунков. — Она прошла мимо вычурного пожарного гидранта в виде чугунных китайских драконов, готовых изрыгнуть поток воды. — Женская верхняя одежда — как правило, тесно скроенные жакеты и пальто длиной чуть не до земли. Только некоторые молодые носят под юбками брюки до колен. Нечто в восточном стиле. — Мимо нее быстро проехала женщина на велосипеде, очень прямо держа спину. Велосипед черного цвета и сильно помятый. — Гм-м. Для «велоспорта» используются мешковатые брюки и что-то вроде пакистанского сарафана спортивного покроя. И все в шляпах или шарфах. — Она бросила взгляд влево. — Цены обозначены прямо в витринах магазинов. Я только что прошла мимо лавки сапожника, в витрине целый ряд металлических колодок, образцов кожи и… Господи.
Она остановилась и вернулась назад, чтобы заглянуть в маленькие, закопченные окна лавчонки, которую только что миновала. До ее ушей донеслось отдаленное жужжание.
— Механический арифмометр с электрическим приводом и с индикатором на лампах тлеющего разряда. Это делительный ключ… что-то из техники 1930-х годов? Перфокарты? Сороковые годы? Мне следовало быть более внимательной в музеях. Эти парни здорово обскакали Грюнмаркт. Эй, да это очень напоминает фонограф Эдисона, только нет рупора и трубок сзади. И громкоговорителя. — Она вгляделась пристальнее. — Цена… в фунтах, шиллингах и пенни, — выдохнула она в свой микрофон.
Мириам остановилась, охваченная благоговейным трепетом. «Это не Бостон, — осознала она. — Это опять что-то новое». Целый новый мир, мир, где есть вакуумные лампы, арифмометры и автомобили с паровыми двигателями… Тут ее накрыла какая-то тень. Она подняла глаза, и у нее перехватило дыхание. «И дирижабли», — подумала она.
— Дирижабль! — пробормотала она в микрофон. Он был прекрасен, неправдоподобно обтекаемый, цвета старого золота в зимнем солнечном свете; его двигатели заставляли дрожать оконные стекла, пока он грохотал вверху, двигаясь против ветра. «Я правда могу здесь работать», — с восторгом решила она и продолжала стоять, разглядывая витрину агентства по перевозкам «Гринбаум и Пти»: «Ворота в мир».
— Прошу прощения, мадам. Не могу ли я помочь?
Она поспешно потупилась. Огромный краснолицый человек с пушистыми усами и в мундире, включавшем и синий шлем с плоским верхом… «У-ух ты», — только и подумала она.
— Надеюсь, да, — неуверенно сказала она. Нервное глотательное движение. Ну что? Попытаться имитировать французский акцент? — Я только что прибыла сюда… э-э… в этот город. Не будете ли вы так любезны, сэр, указать мне порядочного и честного ростовщика?
— Только что прибыли? — Полицейский с сомнением оглядел ее с головы до ног, но ни намека на попытку взяться за полицейскую дубинку или за латунный свисток, свисавший на цепочке с его шеи. Что-то во внешнем виде Мириам, очевидно, заставило его передумать. Может быть, отсутствие заплат или грязи на ее одежде или признаков обычного недоедания. — Гм… ростовщик… не хотите остаться в городе на ночь без всяких средств? А ночлежка сейчас, в такое время года, почти переполнена, и вы наверняка не захотите ввязываться в ссору из-за скамьи, верно?
Мириам энергично кивнула.
— Очень благодарна вам за сочувствие, сэр, но я сумею о себе позаботиться, если раздобуду достаточно денег, чтобы добраться до своей сестры. Она и ее муж… они послали за мной, чтобы я помогала им с детьми.
— Тогда ладно. — Он кивнул. — Ступайте по Джефферсон-стрит, а затем сверните на Хайгейт. Она приведет вас на Холмс-элли. Только не забредите в Блэкшафт — это отвратительные трущобы, и вы никогда не выберетесь назад. На Холмс-элли вы найдете ломбард. Хозяин, Эрасмус Бергесон, наилучшим образом устроит ваши дела.
— О, благодарю вас, — с чувством сказала Мириам, но полицейский уже отвернулся — вероятно, чтобы продолжить охоту на бродяг.
Она торопливо прошла квартал, затем, вспомнив указания полицейского, последовала им. Движение на дорогах и в воздухе становилось все оживленнее. Трактора тащили по четыре, а то и по шесть тяжелых прицепов, периодически перегораживавших улицу, а мимо прогрохотал неприлично желтый автомобиль. Очевидно, желтый был универсальным цветом для автомобилей всех миров, хотя Мириам не могла сообразить, что сделали бы в Бостоне защитники окружающей среды с теми, кто топит каменным углем. Здесь тоже были магазины, десятки магазинов, но ни универмагов, ни супермаркетов, или автомобилей на бензине, или цветных фотографий. Рекламы на стенах зданий были рисованные и содержали простые призывы, например: ПОКУПАЙТЕ МЫЛО ЭДИСОНА ИЗ ЛЕПЕСТКОВ РОЗ, И ВАША КОЖА БУДЕТ КАК РАСПУСТИВШИЙСЯ ЦВЕТОК. И еще здесь нет (а она уже знала, что следует искать) ни нищих, ни попрошаек.
Едва только Мириам проскользнула в дверь магазина Эрасмуса Бергесона под тремя золотыми шарами, свидетельством рода его занятий, звякнул колокольчик. Лавка была темной и пыльной, полки доверху завалены туалетными принадлежностями и столовым серебром, шкаф полон револьверов и других, менее узнаваемых вещей. В другой части помещения тянулись полка за полкой, полные пропылившейся одежды. Кассовый аппарат, украшенный херувимами и позолотой, определенно имел свою историю. И находившийся рядом прилавок, как она решила, представлял собой стеклянную крышку над бархатной тканью, выложенной драгоценными камнями. Казалось, в ломбарде никого нет. Мириам с беспокойством оглядывалась, пытаясь разобраться в окружающем. «Здесь собрано то, что живущие в этом мире люди считают ценным, — подумала она. — Самое лучше место для ознакомления».
В глубине сдвинулась занавеска, и в помещение юркнула худая, долговязая фигура. Человек неуклюже прошел за прилавок, повернулся и уставился на гостью.
— Вы здесь уже бывали? — чуть насмешливо спросил он.
— Гм, нет. — Мириам переступила с ноги на ногу. — Вы мистер Бергесон? — спросила она.
— Он самый. — Человек не улыбнулся. Он был одет во все черное. И рукава пиджака, и штанины напоминали ершики трубочиста; ему недоставало только черного цилиндра, чтобы выглядеть призраком времен гражданской войны. — А вы кто будете?
