Дэннис Фун - Ловцы видений
— Эту книгу нам надо почитать, — проговорил Святой.
Роун открыл фолиант на титульной странице и прочитал первое слово:
— Китай.
Святой на него внимательно посмотрел.
— Ты различаешь написанные здесь буквы? — спросил Роун.
— Конечно, различаю, — раздраженно бросил Святой.
— «К» и «и» произносятся как «ки», — объяснил ему Роун.
Святой подозрительно покосился на буквы. Через некоторое время он перевел взгляд на Роуна.
— А как ему удалось победить всех других военачальников?
Роун раскрыл оглавление книги.
— Об этом речь пойдет только в третьей главе.
Мы со временем до нее дойдем, а сначала прочитай первое слово.
Святой пожал плечами.
— Давай начнем сразу с третьей главы.
— Сначала мы прочитаем первые две, они нам позволят…
— Главу третью. И не перечь мне!
— Третья глава легче не будет.
— Не имеет никакого значения! Читать будешь ты.
Лицо Святого исказилось гневом, и Роун понял, что, независимо от вызвавших этот гнев причин, ему лучше сразу же взяться за дело. И он начал читать повествование об императоре Цинь. Испытывая одновременно и восхищение, и отвращение, он читал о том, как император засылал шпионов, которые должны были следить за его соперниками, как он нагонял на врагов ужас неслыханной жестокостью, о безупречной стратегии сражений, в которых он их истреблял.
— Замечательный был человек! Наверное, он внушал подданным благоговейный трепет, — вздохнул Святой.
— Да уж, не без того. Святой взглянул на Роуна.
— Ты что, не согласен со мной?
— Думаю, трудновато ему приходилось — одни жестокости да убийства.
— Да, — заметил Святой, — конечно, в Негасимом Свете ты ничего этого не видел и не знал. Но в мире много таких людей, как император Цинь, и чем больше мы о них знаем, тем легче сможем их одолеть. Ну, ладно, на сегодня хватит. Продолжим чтение завтра.
— А не хочешь, чтобы я научил тебя…
— Время дорого, Роун из Негасимого Света. Мы больше успеем, если читать будешь ты. А теперь нам пора ужинать.
Роун прошел за Святым в небольшое помещение под пологом, где на столе уже стояли жареный кролик и картошка. Святой жестом указал Роуну на стул, а сам разрезал мясо и положил по кроличьей лапе с поджаристой корочкой каждому на тарелку.
— Спасибо, — пробормотал Роун.
Следуя примеру Святого, он взял лапу в руку, откусил кусок мяса и чуть не подавился.
— Сегодня ты очень хорошо зарекомендовал себя на тренировке, — сказал Святой.
Роун тяжело дышал, глядя, как Святой пожирает мясо.
— Брат Волк — прекрасный учитель. Он так хорошо показывал, как делать упражнения, что повторить было очень просто.
Святой пристально посмотрел на Роуна.
— Хоть у тебя нет никакого опыта, ты занимался наравне с некоторыми из моих самых опытных последователей.
— Надеюсь, я никого не обидел. Святой рассмеялся.
— Конечно нет. У тебя к этому прирожденный дар.
— Но я об этом ничего не знаю!
— Твой народ должен был знать! Почему они не обеспечили тебе более надежную защиту?
— Что ты хочешь сказать? — спросил Роун недоуменно.
— Друг учит нас, что жизнь бесценна и ее надо защищать. Греха в этом нет. У тебя выдающиеся способности к боевым искусствам. Тебе легко дается то, чего другие добиваются большим трудом. Это не случайность — это дар свыше. В тебе всегда был заложен этот талант, и его надо было развивать.
Услышав, что к шатру подъехали и спешились всадники, Святой вытер пальцы о тряпку, встал и положил руку на плечо Роуна.
— Завтра мы продолжим читать эту книгу.
Выйдя в холод ночи, Роун чуть не наткнулся на крупного жеребца. Животное со свистом дышало, раздувая большие ноздри, к седлу был приторочен меч-секач. Роун уставился на удивительное оружие и на четверых рослых братьев. Они выглядели усталыми, плащи их были покрыты засохшей грязью, с поясов свисали мечи. Они в упор рассматривали Роуна. Роун кивнул им, а Святой, огромной тенью нависавший над входом в шатер, жестом пригласил их войти внутрь.
Роун на какое-то время задержался, ласково поглаживая морду жеребца. От холода его бросило в дрожь. В первый раз в жизни он задал себе вопрос о том, что раньше воспринимал как само собой разумеющееся. Выжил бы народ Негасимого Света, если бы умел себя защитить? Почему они так противились сражениям? Почему их мудрые ценности на деле оказались несостоятельными? И в чем заключался его дар? Знал ли о нем его отец? Стал бы он возражать против использования его Роуном теперь, после всего, что случилось?
Роун чувствовал, что, несмотря на сладкозвучные речи Святого, верить ему нельзя. Но почему бы ему не овладеть теми навыками, которые он может получить, пока остается в лагере? Святой утверждал, что Роун не выживет за его пределами без его защиты, и он инстинктивно чувствовал его правоту. Слишком мало он еще знал об окружавшем его мире и о том, что творится вокруг.
Внезапно Роун ощутил присутствие брата Ворона. Но Ворон к нему не приближался, и Роун сделал вид, что ничего не заметил. Мальчик в одиночестве направился к своему шатру. Он решил закрепить упражнения, которым научился в то утро.
СУДЬБА ПРОРОКА
ГОВОРЯТ, ЧТО ОДНАЖДЫ НАШ МИР ЗАМЕРЦАЛ
ОТ ЛУЧЕЙ СООБЩЕНИЙ ИЗ СВЕТА,
ОЗАРИВШЕГО ТЫСЯЧИ МЕСТ.
НО ПОТОМ СВЕТ УГАС,
РАЗРАЗИЛАСЬ ВОЙНА
И РАЗРУШИЛА ВСЕ ГОРОДА.
ЛИШЬ ОДИН УСТОЯЛ,
НАШИМ ГОРОДОМ СТАЛ,
А ДРУГИХ ГОРОДОВ НЕ ОСТАЛОСЬ.
ИСТОРИЯ ДРУГА В ИЗЛОЖЕНИИ ОРИНАОдуванчики — первые вестники весны, гробившись сквозь неподатливую почву, настырно тянули вверх желтые головки. Земля вокруг лагеря еще только начинала оттаивать, но сорные травы уже сильно пошли в рост. Здесь их собирали и перерабатывали для употребления в пищу. Снежному сверчку, как и Роуну, особенно нравились свежие нежные листочки, а братья больше ценили цветы, на которых настаивали вино.
Работы в лагере всем хватало с избытком. Надо было ухаживать за лошадьми и объезжать их, постоянно хлопотать по хозяйству, изготавливать и чинить оружие, поддерживать на территории лагеря порядок. За прошедшие месяцы Роун узнал, что жизнь каждого брата подчинена индивидуальному распорядку. Он легко приноровился к своему режиму. Установленный для него распорядок отвлекал от тяжелых, смурных, печальных мыслей и чувств, которые терзали его со времени трагедии в Негасимом Свете. Но по ночам, когда ему некуда было скрыться от боли, его мучили воспоминания о родителях, Стоув и других близких людях, которых он любил.
