Наталья Колпакова - Бегущие по мирам
Вдруг позади, совсем рядом, зло взвизгнули тормоза. До моста оставалось всего ничего, и Алена помчалась что было сил. Следом несся топот, он приближался, и оглядываться было некогда, да и незачем.
– Стойте, девушка, подождите!
Ныряя в сумрак под мостом, она выдохнула с невыразимым облегчением. Спасена! Еще несколько шагов, и... Но туннель вовсе не был спасительным укрытием, это был лишь переход – вроде подъезда, а в подъезде всякое может случиться. На последнем шаге чужие пальцы вцепились ей в запястье, она рванулась вперед – и полетела, преследуемая жалобным зовом:
– Девушка! Девушка...
...Макар вынырнул из розового киселя оглушенный и полуослепший. Его нешуточно мутило, в голове кружил злокозненный сиреневый вертолет, перед глазами все плыло и колыхалось. Нечто подобное он испытывал страшно давно, на первом курсе, когда впервые в жизни нажрался портвейна «Агдам» – водился в те времена такой напиток.
– Придурок... – донесся из невообразимой дали нежнейший голос.
Пение райских птиц, шелест листвы на древе познания, первый дождь, омочивший новорожденную землю, – вот что это был за голос. Человек религиозный, наверное, решил бы, что угодил в рай, но Макар почувствовал, как что-то твердое впивается в ягодицу, и усомнился.
– Еще лыбится...
Он пошире раздвинул веки. Кисельное марево побледнело, разошлось, выпустив на поверхность ослепительное лицо, искаженное бешенством. «Прекрасна во гневе», – поэтично подумал Макар и заерзал, пытаясь устроиться поудобнее. Это зрелище он готов был созерцать вечно и не хотел, чтобы досадные мелочи нарушали медитацию. Тут-то и обнаружилось, что пребывает он под деревом – гигантским, судя по величине и корявости корней, язвивших седалище.
– Да отцепись ты! – Голос приблизился, утратил горние переливы, но менее прекрасным от этого не стал.
Макара сильно дернуло вперед, аж зубы клацнули. Это она руку вырвала, сообразил влюбленный. Оказывается, он стискивал ее запястье. В глазах окончательно прояснилось. Теперь он отчетливо ее видел – и сидел с блаженной улыбкой, взирая на нее снизу вверх. Ах как она очаровательно хмурится...
Алёна, растерянная и злая, терла запястье, испепеляя безбилетника взглядом. Тому, похоже, все было нипочем – здорово оглушил его переход. На эту сторону он вывалился мешком, да и рухнул с закаченными глазами. Хорошо еще, что не помер, чудик. Странная реакция, с ней даже в первый раз ничего подобного не было, разве что минутное головокружение. Пока парень пребывал в отключке, она с отвращением разглядывала нежданную проблему. Идиот! Погнался за ней, напугал до полусмерти, вцепился в руку, как клещ... Так бы и убила!
А что? Мысль продуктивная. Прикопать его тут, и дело с концом. И никакого возмездия. Сам виноват, гаденыш. Наверняка это кто-то из этих... Или из тех... Она принахмурилась, вглядываясь в неприятную физиономию. На редкость незначительное лицо. Надбровные дуги дегенеративные, глаза зеленоватые и глупые, как у персидского кота. Рот слабый, губошлепский. Вроде незнакомый, да и на бандита непохож. Хотя респектабельнейший господин Чарский, антиквар, тоже бандитом не выглядит, а какой оказался хваткой сволочью!
О, разулыбался. Очухивается, значит. А улыбка-то знакомая, полуидиотическая... Да, она определенно где-то видела этого негодяя. Вот только где? Что-то такое брезжило в памяти, но никак не хотело проясняться.
А все-таки жаль, что не может она никого убить. Даже законченного урода. По крайней мере, пока он не начнет убивать ее – а этот вроде не собирался. Возился, губами шлепал. И чем больше возился, демонстрируя себя с разных сторон, тем больше она была уверена, что никогда и нигде с этим парнем не сталкивалась, и в то же время – вот странность! – тем более знакомым он ей казался.
– Простите, – умильно проговорил Макар. Он явно чем-то расстроил возлюбленную, а значит, виноват.
И тут она вспомнила. Это не к месту спетое «простите» вернуло ее в недалекое прошлое, когда выбиватели долгов взялись за нее всерьез. Дело было, кажется, на трамвайной остановке, вот этот остолоп облил ее обидчика газировкой и давай извиняться, а потом они оба повалились друг на друга. Нелепица полная, но Алёне минутной заминки как раз хватило, чтобы смыться.
Господи, и дальше, в тот же день! Машина с открытой дверцей, оглушительный милицейский свисток, суета, крики... И опять она слиняла. А потом еще раз. И еще. Алёна с невольным интересом всмотрелась в лицо «зайца», пытаясь отыскать на нем признаки хоть чего-то, приличествующего спасителю. Лицо как лицо. Не такое мерзкое, как ей сгоряча показалось, но все же самое посредственное. И жалкое. Нет, он безнадежен, предел возможностей – вовремя споткнуться. А значит, возвращаемся к тому, с чего начали: она обзавелась балластом, от которого только и жди что лишних хлопот и неприятностей.
– Сиди здесь, – распорядилась она намеренно грубо. – Скоро вернусь.
Вот. Отлично сказано: коротко, бескомпромиссно. С рохлями так и надо, по-военному.
– Я с вами, – подхватилось чучело.
– Сиди, я сказала! Дела у меня. Очень срочные.
– Опасные?
– Срочные, говорю. Отвяжись.
Недотепа удовлетворенно кивнул:
– Значит, опасные, – и вновь заерзал, пытаясь подняться. – Я с вами.
– На кой ты мне сдался! – взвилась Алёна, сама себя стыдясь. – Без тебя проблем хватает. Ну чего ты ко мне прицепился, а? Зачем увязался?
Макар задумался. Умнейшая девушка! В сердцах, сгоряча задала такой глубокий, такой важный вопрос! Можно сказать, определяющий. Тут и круговерть в голове улеглась, и руки-ноги трястись перестали. Он легко, прыжком, поднялся, неторопливо взял сердитую деву за запястья, развернул к себе.
– Затем, что я должен тебя спасать. И кстати, давай на «ты», а? Я Макар.
– Алёна! – рявкнула она, словно в этом прекраснейшем из женских имен было что-то отталкивающее. Сбросила его руку, отскочила, независимо вздернула голову. – Идиот! Спасатель нашелся... А-ах!
Она больше не смотрела на него с презрительным видом. Взгляд Алёны скользнул над Макаровым плечом и застыл, прикованный к чему-то ужасному – куда более ужасному и невероятному, чем некий простофиля, возомнивший себя супергероем. Макар лихо развернулся всем телом, едва не потерял равновесие и оставил до поры замашки бодигарда. Да что стряслось-то? Поле как поле. Отлично просматривается на все четыре стороны – ни одной живой души. И на дереве никого и ничего подозрительного. Дерево гигантское, конечно, но не настолько, чтобы пугаться...
– Дерево!
Он без церемоний встряхнул ее за плечи:
– Ну дерево, и что?
Ее глаза были совсем близко. Не дыша, он смотрел, как они наливаются слезами.
