Тимофей Печёрин - Разрушитель магии
Этот-то обломок Илья со всей силы обрушил на голову имперскому магу, отправляя того в нокаут. После чего крикнул — так, чтобы привлечь внимание местных жителей:
— Эй, народ! Все сюда! У меня здесь живой маг… в плену!
6
Как потом еще выяснилось, помимо виман в утреннем нападении принимал участие и ударный отряд имперской конницы. Свой черед он выжидал на лугу в окрестностях поселения. Рассчитывая, что магические обстрелы и порожденные ими пожары вынудят варваров не только покинуть свои дома, но и вообще выйти из-под защиты рва с частоколом. И тогда бы, на равнине, конники могли вытоптать их всех, без труда.
Однако был ли план имперцев таков или предполагал нечто другое, но осуществиться ему оказалось не дано. Несмотря на ранний час, видимость в окрестностях поселения была уже неплохой. Более чем достаточной, чтобы бравые кавалеристы смогли заметить крушение одной из двух виман, а также вынужденную посадку второй — впоследствии в воздух так и не поднявшейся. Подождав немного, как рассказали дозорные, отряд развернулся и, стуча сотнями конских копыт, убрался восвояси.
Не иначе, сильно их впечатлило происшествие с виманами. Точнее, неудача оных — ну абсолютно никем не предусмотренная. Как выразился один деятель из родного мира Ильи Криницкого: «Никогда такого не было, и вот опять». Ибо, по словам хотя бы кузнеца, местного приятеля Ильи, летающие лодки и раньше время от времени беспокоили это поселение. Но вот отпор получили впервые. Прежде против боевой магии имперцев варвары были бессильны. Разве что спрятаться могли.
А вот ведь как получилось!
К слову сказать, магов в плену оказалось не один, а целых два. Экипаж боевой имперской виманы состоял из двух человек: «навигатора» и «боевика». Первый управлял летающей лодкой, а второй творил с ее борта боевые заклинания — те же молнии пуская или светящиеся шары.
Так или иначе, но прожили оба «чароплета», угодив к варварам, недолго. Хоть, вроде, и не было у них при себе оружия, но если вдуматься, то оружием в данном случае каждый маг был сам по себе… во-первых. А во-вторых, всякого волшебника варвары считали уже не вполне человеком и даже не животным. Но опасной тварью, противной самому мирозданию. И потому даже просто убить их, как это сделали бы с вражескими воинами, жители поселения сочли недостаточным. Какое там! Магов порубили на куски и даже не скормили собакам — боялись, наверное, что те отравятся. Но сожгли уже бездыханные, окровавленные останки. А пепел и кости отволокли подальше. Кажется, в лес.
Восстанавливали разрушенные дома и другие постройки, что называется, всем миром. Невольники или свободные, мужчины или женщины — значения не имело. Даже детям находилось дело, если были те, конечно, не слишком маленькими.
А близлежащий лес послужил неплохим источником строительных материалов.
Когда же все поселение было отстроено, а погибшие от разрушительной волшбы преданы погребальному костру — одному на всех — в жизнь одного, прежде незаметного, невольника пришли неожиданные перемены.
Речь, разумеется, шла об Илье Криницком. В поселении, наверное, только ленивый или слепоглухой не знал, что к отражению атаки летающих лодок «мальчик на побегушках» при кузнице, как минимум, причастен. Хотя, насколько самому Илье жить оттого стало лучше, а, тем паче, веселей, ответить однозначно он бы вряд ли смог.
Началось с того, что в почти не пострадавший от нападения невольничий барак пожаловал сам Вольгрон Сотня Шрамов — вождь варварского клана. И объявил своим громоподобным, достойным оперной сцены, басом, что от работ при кузнице… как, впрочем, по уходу за скотом или еще где-либо, Криницкий освобождается. Главной обязанностью оного невольника становилось теперь научиться обращаться с оружием. А для этого каждый день посещать ристалище. И, разумеется, получал Илья и наставника. Если таковым можно назвать юнца, чуть ли не вдвое младше самого бывшего актера.
Юнца звали Малран. «Самый молодой из нас, — представил его Вольгрон, — и уж сумей однажды победить хоть его… чем скорее, тем лучше. Если же даже Малран окажется тебе не по зубам, значит, моя надежда родилась мертвой, и я ошибся».
Что и говорить, новость эта Криницкого ошарашила. Он, конечно, ждал, что его заслуги в обороне поселения хоть как-нибудь, но отметят, не оставят без внимания. Однако на такой поворот событий, по правде говоря, не рассчитывал. А тут… ощущения были, как будто Илья долго добивался внимания неприступной с виду красотки, а она вдруг сама подошла к нему, и, без лишних церемоний ухватив за пуговицу, спросила, сугубо риторически: «Ну, так что? В ЗАГС меня поведешь? А кольцо, кстати, где?»
Взволнованный столь неожиданным исполнением своего желания, Криницкий провалялся без сна всю ночь. Из-за чего на ристалище утром едва притащился — сонная муха, ни дать ни взять. И, как того следовало ожидать, получил от Малрана хорошую трепку. Молодому варвару понадобилось меньше минуты, чтобы повергнуть неуклюжего невольника на утоптанный песок. Илья даже блокировать ни одного из ударов боевитого юнца не сумел, что уж говорить о собственных атаках.
Бились, конечно, без настоящего оружия — на деревянных мечах. Однако и удары этих деревяшек, только с виду походивших на игрушки дворовых сорванцов, оказались болезненными. Через день-другой Криницкий мог бы обзавестись новым хобби: подсчитыванием ссадин и синяков на собственном теле.
А самым неприятным дополнением к боли физической было, как водится, чувство унижения. Илья ведь не просто отвлекся на обманное движение и прозевал подножку, не просто рухнул на землю… но сделал это под радостно-беззаботный смех и неуклюжие хлопки нескольких зрителей. Детишек, стоявших подле загородки. Один из них напомнил Криницкому его наставника. Точнее, уменьшенную копию оного — младший брат, по всей видимости.
«Отдыхай пока, — с той смесью насмешливости и легкомысленной небрежности, что доступны лишь молодости, подвел черту под уроком Малран, — увидимся здесь же… э-э-э, ну, после обеда».
Итак, пресловутая «красотка» при более близком знакомстве оказалась не такой и желанной. Более того, стервою она обернулась, ненасытной не столько в страсти, сколько в трате денег новоиспеченного супруга на косметику и модные шмотки. Еще, как слишком поздно узнал несчастный — теперь уж и впрямь несчастный — влюбленный, в комплекте с красоткой ему достался еще и ребенок от предыдущего брака, а также целый сонм родственников разной степени склочности и привязчивости. Да и сама возлюбленная при ближнем рассмотрении, без нарядов и косметики, уже не тянула на девушку с обложки глянцевого журнала. И лицо не то, и возраст вышел, да и тело заждалось походов в тренажерный зал.
