Марина Дяченко - Корни камня
И они плыли.
Ему казалось, что мама — большой морской зверь, а он, Ивар — детеныш. И что нету пластиковых стенок, а есть бесконечный океан, безбрежный, как космос, подчиненный плавному ритму приливов и отливов, и они с мамой плывут, кочуют, плывут…
— Мама, не уходи!!
Сон закончился.
Некоторое время он сидел, не открывая глаз. Возвращался в реальность. Падал в нее, будто в колодец, чувствуя, как высыхают на щеках бороздки слез.
Потом он разлепил веки — и увидел в двух шагах перед собой темную, тоже будто каменную, человеческую фигуру.
Барракуда сидел на полу, подогнув под себя одну ногу и обняв колено другой. В глазах его, выпуклых, как линзы, отражались четыре светильника.
Ни один, ни другой не сказали ни слова. Ивар все так же сидел, прислонившись к камню, и смотрел мимо Барракуды, в пространство; Барракуда, казавшийся статуей, глядел не на Ивара, а на камень. Больше на перекрестке улиц-труб не было ни души.
Первым не выдержал Ивар:
— Выследили, да?
Голос его, неожиданно басовитый, показался незнакомым ему самому.
Барракуда вздохнул:
— Как ты… что привело тебя на этот перекресток, а?
Ивар не счел нужным отвечать. Он отвернулся — и прижался к камню щекой.
— Ты улыбался во сне, — сообщил Барракуда. — Может быть, расскажешь, что снилось?
Ивар ощерился так презрительно, как только смог. Сейчас. Сейчас, у-тю-тю, он расскажет, в подробностях расскажет, у-сю-сю…
— К этому камню хорошо приходить, если больно, — сказал вдруг Барракуда шепотом. — Касаться, сидеть рядом… Ты вот ухитрился заснуть. Тебе лучше?
Ивар невольно прислушался к своим ощущениям — и с удивлением понял, что да, лучше. Не было боли — ни в ногах, ни в локтях, ни в затылке; не саднили опухшие глаза, и не так горько было думать о плене, о маме, об отце…
Он вздрогнул. Нет, об отце лучше все-таки не думать.
— Некогда камни росли из-под земли, — сообщил Барракуда тихо. — Их корни тянулись глубоко-глубоко, в самые недра… А на поверхности — вот, стояли камни, такие, как этот, их поливал дождь, их сек ветер, палило солнце… Потому что стояли они не в подземном бункере, а прямо среди степи, или среди леса… Ты, наверное, не представляешь себе…
— Представляю, — сказал Ивар в сторону.
— Да? — удивился Барракуда. И впервые пошевелился, чуть откинулся назад и оперся рукой о пол. — Ивар. Все это… тяжело, я понимаю. Ты не бойся, ладно? Пару дней — и отец заберет тебя тоже…
Ивару захотелось выплеснуть на голову сидящего перед ним бандита все мыслимое и немыслимое презрение; он как мог желчно скривил рот — но уже в следующую секунду губы вышли из повиновения, расползлись, как два мокрых червяка, и почти против воли прошептали:
— Не очень-то надо… Ему… Предатель.
— Кто? — удивился Барракуда.
Зная, что не должен отвечать, Ивар все-таки всхлипнул:
— Он… Оставил меня… Будто я… приемыш, а Саня…
Лицо Барракуды сделалось холодным и жестким, как вмерзшая в лед рыбина:
— А вот это бессовестно. Легко любить отца в славе и довольстве — а в беде отрекаться?
Ивар дернулся, будто его окатили кипятком. Скорчился, придавленный тяжестью упрека — и справедливого ведь упрека!..
Некоторое время Барракуда наблюдал муки собеседника, потом сказал мягко:
— Я знаю… знал твоего отца много лет. Он достойный человек… в рамках своих представлений о достоинстве, конечно. Ты же хочешь быть похожим на него… а не на меня, мерзавца?
Ивар прерывисто вздохнул. Барракуда вдруг поднялся — легко, одним движением:
— Тебе осталось всего несколько часов сна… Никого не украшают красные, заплывшие глаза. Пойдем, — и он протянул мальчику руку.
Ивар вздрогнул. На минуту замешкался — но не принял руки Барракуды. Встал сам, с трудом разогнув затекшую спину.
Камень по-прежнему отбрасывал четыре коротких, черных тени. Ивар оглянулся на него — и неожиданно для себя самого жалобно попросил:
— Отведите меня к Сане. Пожалуйста.
— Нет, — уронил на ходу Барракуда.
Улица-труба дохнула в лицо плотным, горячим воздухом.
— Но почему?! — спросил Ивар, понимая, что унижается — и не в силах удержаться от беспомощного вопроса.
— Из стратегических соображений, — сухо отозвался Барракуда.
Ивар увидел брата только утром.
Под низким клочковатым небом по-прежнему стояла, растопырив лапы, опальная «Герцогиня»; сейчас она показалась Ивару напуганным зверьком, ожидающем своей участи. Поодаль, хищно подобрав под себя опоры, застыли два крейсера: флагманский «Вет» и равная ему по мощи «Крона». Ну до чего же могуч Город, подумал Ивар равнодушно.
Саня взял его за руку, и через перчатку Ивар ощутил все смятение брата, и вину, и сочувствие, и желание ободрить… Но он не ответил на пожатие. Все равно Саня уйдет, а он, Ивар, останется.
Что удивляться, так было всегда — младшего укладывают спать, когда старшему еще разрешается оставаться со взрослыми; старшего берут в учебный полет, а младший смотрит вслед, потому что нельзя, потому что опасно, и нечего путаться под ногами… Старшему дарят шлюпку, а младший…
Его полоснуло воспоминание о собственной провинности, о нарушенном запрете и тут же погасло, придавленное возмущением. Конечно, хорошо теперь искать виноватых, сам, мол, заварил кашу, сам и расхлебывай! Наверняка Саня так и считает в глубине души…
И Ивар, которому так мучительно хотелось встретиться с братом, отвернулся, не отвечая на его вопросительный взгляд.
О чем-то говорил Барракуда; из-под поджарого брюха «Кроны» выполз тяжело груженный вездеход, за ним, будто подгоняя, стаей устремились три белые правительственные машины… Ивар стоял, переминаясь с ноги на ногу, и пестовал в себе обиду.
Пусть отец только попробует заговорить с ним! Он ответит взглядом, от которого любые слова застынут прямо на губах. И пусть не заглядывает в глаза Сане — разве он ему брат?! Разве настоящий брат оставил бы Ивара вот так, почти что на смерть?
Надежды, что Барракуда передумает, больше нет. А разве есть надежда на отца? А может быть, только Саня его настоящий сын, а Ивар — приемыш, про которых пишут в книгах?!
Три белых машины, оставляя борозды в серо-зеленом песке, развернулись и стали полукругом. Одновременно откинулись дверцы… Лихорадочно всматриваясь в лица, Ивар поначалу не увидел Командора — и похолодел, чтобы в следующую секунду покрыться горячим потом: вот он, отец. Вот его напряженный взгляд.
Люди Поселка стояли плотной группой, Барракуда — чуть впереди, и по обе стороны от него — мальчики. Ивар не сопротивлялся, когда предводитель банды взял его за руку — пусть и отец увидит этот хозяйский Барракудин жест…
