Вера Камша - Crataegus Sanguinea. Время золота
В подвалах аббатства хватало снеди и пива, а в сараях сухого дерева, и Маэлсехнайли распорядился о дневке. Разумеется, все войско внутрь старых стен не влезло, но это и не требовалось. Гномы достали лопаты и быстро окопались, соорудив временный лагерь, в центре которого возвышался монастырь, куда помимо вождей и жрецов были допущены мастера. Им предстояло заняться стрельницами.
В том, что его приказание будет исполнено, Маэлсехнайли не сомневался: гномы знали толк в повиновении, и повелитель с чистой совестью отправился отдыхать, напоследок поручив Ронингу заняться верховыми лошадьми. Толстяк отдал честь и незамедлительно отправился в храм ознакомиться с фресками, где особое внимание обратил на вплетенные в гривы цветы. Цветы Ронингу не нравились, он от них чихал, но саму идею разукрасить скакунов толстый гном одобрил, прикинув, что лучше всего подойдут украшенные драгоценными камнями золотые сетки.
Большой ценитель красоты и величия, Ронинг решил со временем обзавестись конным портретом.
Приняв решение, военачальник проследовал на конюшню, внимательно осмотрел трофейных животных и остановился на крепком пятнистом скакуне, чья широкая, словно диван, спина показалась любящему удобства Ронингу весьма надежной.
Никогда не имевший дело с лошадьми Ронинг и представить не мог, что пегая Негодяйка, во-первых, не зря заслужила свое имя, а во-вторых, была на последнем месяце жеребости. К весне и без того склочный характер будущей мамаши испортился окончательно, почему, собственно говоря, она и попала в руки завоевателей — убегающим монахам было не до лошадиных капризов. Так же, как и Ронингу.
Гном вытащил ошарашенную пони за недоуздок во двор и бодро полез на спину беременной леди. Леди от подобной наглости застыла как вкопанная. Отец эконом и тот с апреля не ездил на Негодяйке, навещая ее исключительно с яблоками и морковью, а тут приперся дурно пахнущий недомерок… Удивление сменилось возмущением — да что он себе, в конце концов, позволяет?!
Может, для гномов Ронинг и был важной персоной, но для Негодяйки он был вонючим наглецом и вдобавок косоруким неумехой! Яростно взвизгнув, кобыла укусила нахала за ногу и наподдала задом. Перелетев через Негодяйкину голову, толстяк тяжело грохнулся на землю, чуть не откусив себе язык, а пони резво порысила к распахнутым воротам.
Не желая признавать поражение, Ронинг ухватился за пышный хвост. Это было ошибкой: копыта у пони очень твердые, а ножки хоть и коротенькие, но сильные. Нет, не красоваться Ронингу на конном портрете под восхищенными взорами потомков! Да и появление этих самых потомков после меткого кобыльего пинка оказалось под большим вопросом…
Наблюдавшие за Ронингом Штак-бан-Хорден-унд-цу-Беер и Йель-бан-Тук-унд-цу-Плах держали за недоуздки доставшихся им жеребчиков — отца и сына. При виде постигшего начальство несчастья полководцы выпустили скакунов и бросились на помощь, чем пони и воспользовались. Втянув ноздрями воздух, они незамедлительно устремились к пруду, у которого паслась пожилая кобыла из славного рода першеронов.
Внушительных размеров леди лениво встряхивала хвостом, меланхолично переступая похожими на колонны мохнатыми ногами с копытами величиной с добрую тарелку. В сравнении со свалившимися на ее голову ухажерами она могла сойти за слона, что, впрочем, кавалеров не волновало. Жеребцы-пони нрав имели самый гномий: неукротимый и озабоченный, так что случившиеся рядом воины получили возможность взглянуть на себя со стороны. Впрочем, подгорные мужчины были о себе слишком высокого мнения, чтобы заметить сходство.
Шум и беготня во дворе привлекли внимание еще одной значительной персоны. Штребель не смог уснуть и вышел посмотреть, что происходит. Он появился как раз вовремя, чтоб увидеть корчащегося на камнях Ронинга и улепетывавших пони. Это было возмутительно, и жрец решил собственным примером доказать, что гномам подвластно все. В том числе и лошади, вернее, лошадь, так как стоящий во втором от конца конюшни стойле жирный жеребчик с горбоносой головой, мощной шеей и загадочными красными глазками оказался единственным. Этот невысокий по людским меркам трехлетка по имени Молодец переживал не лучшие времена — смену зубов. На его недобром лице застыло недвусмысленное: «Пошли вон, ненавижу», но Штребель в лошадиных настроениях не разбирался, да и откуда бы?
Верховный жрец посмотрел на животное, которое ему предстояло покорить, и поежился. Конь стоял смирно и все равно был слишком высок. Для пущей уверенности Штребель вытащил серебряную флягу с горючей водой, отхлебнул и огляделся по сторонам. Увы, будущий наездник знал о верховой езде лишь по встреченным на дороге всадникам и фрескам, на которых были изображены эльфы. Дивный народ седел и уздечек не признавал, а с лошадьми договаривался каким-то особенным способом. Наблюдательный Штребель тем не менее обратил внимание на штуку из ремней, которая была на морде лошади желтоволосого переростка. Точно такие же висели на стенах конюшни. Жрец снял одну и вошел в стойло.
Молодец шумно обнюхал нежданного визитера. Пахло непривычно и в целом противно, но в струе пакостных запахов прослеживалось что-то, живо коня заинтересовавшее. Жеребец задумчиво фыркнул, и тут пахучий незнакомец принялся подпрыгивать, пытаясь напялить на его, Молодца, неприкосновенную морду уздечку! Шансы выйти из конюшни живым и здоровым у гнома истаяли, когда он заехал удилами коню по зубам. Давно шатавшийся резец вылетел, а не оценивший нечаянного благодеяния Молодец опустил обе передних ноги в новеньких подковах на голову вонючки. Штребель рухнул на четвереньки, от верной смерти его спас только шлем. Более испуганный, нежели разгневанный, жрец попытался убраться восвояси, но не тут-то было! В восторге от нежданного развлечения жеребец вцепился в вылезший из-под кольчуги кожаный ворот и сам повлек пленника к выходу, подбадривая его передними копытами. К концу схватки конь потерял еще два молочных зуба, застрявших в жреческом плаще, и приобрел более чем наполовину заполненную флягу.
Раскусив мягкое серебро, Молодец вылизал трофейное пойло, фыркнул и отправился на прогулку. Этого Штребель уже не видел, озабоченный лишь тем, как скрыть свой позор от толпящихся во дворе воинов и побыстрее сменить изуродованный шлем. Ему повезло — караулы были расставлены так, что, с одной стороны, исключали вторжение извне и, с другой, — не беспокоили отдыхающих вождей, а гномы-мастера, собравшиеся в бывшей трапезной, ели мясо, пили пиво и вдохновенно обсуждали передвижные дозорные башни, кои предстояло установить на спинах першеронов.
