Ненси Верайн - Меч Бури
Притаившийся около таверны Тенни одноглазый гном был изгоем – он был лишен клана. Он жил в Тейваре, а для всех тейварцев, и прежде всего для гномов Торбардина, гном, лишившийся клана, – это просто пустое место, нечто еще менее значимое, нежели привидение, и, встречаясь с ним, все смотрели на него так, словно вообще не видят его. Без особой необходимости с ним не заговаривали даже его сотоварищи, другие телохранители Рилгара; для них он как бы вовсе не существовал.
Никто не знал, за что этот гном лишился клана, все только строили догадки.
Некоторые полагали, что когда-то он не выполнил какой-то приказ тана, другие – что он в каком-то деле стал действовать исключительно в собственных интересах. Но в чем на самом деле заключалось преступление одноглазого гнома – Рилгар держал это в тайне.
В жилах одноглазого текла кровь магов, и хотя он и не прошел полного курса обучения, но все же знал многое и умел произносить несложные заклинания, и, когда было нужно, Рилгар мог видеть и слышать то, что видит и слышит одноглазый, а его голосом передавать свои приказания.
Одноглазого гнома звали Агус. Среди тейварцев он был известен как Серый Вестник. По Торбардину ходили слухи: Серый Вестник может, ласково улыбаясь в глаза жертве, спокойно перерезать горло кому угодно.
Агус ожидал Хаука в густой тени проулка между таверной и конюшней. А у примыкавшего к конюшне выгона, рядом с кузницей, стоял напарник Серого Вестника Руел.
На улице появились два солдата драконовской армии, покачиваясь, они шли в сторону казарм.
«Они пьяны, – решил Серый Вестник, – и им не до меня».
Из конюшни послышались цокот копыт лошади, которую заводили в стойло, и громкая ругань конюха, потом лошадь заржала.
Дверь таверны открылась, на улицу вырвались свет и шум, но дверь захлопнулась, и опять стало темно и тихо. Серый Вестник с кинжалом в руке стоял у стены конюшни. Шаги, глухие и медленные, приближались. В дальней части проулка возник силуэт Русла.
Серый Вестник пригладил короткую бороду и выглянул на улицу. Опустив голову, задумавшись о чем-то, Хаук шел в его сторону. Серый Вестник ухмыльнулся, быстро взмахнул правой рукой и прошептал какое-то заклинание.
Хаук остановился у поворота в проулок, вскинул голову, будто услышав, что кто-то зовет его по имени. Он оглянулся, но никого не увидел – улица была пуста. Он слышал только глухой шум, доносившийся из таверны. Одноглазый снова взмахнул рукой, сделав какой-то более замысловатый, чем в первый раз, жест.
Полагая, что он продолжает идти по улице, Хаук свернул в проулок и тотчас упал, сраженный действием сонного заклинания. Серый Вестник ухмыльнулся: Хаук вряд ли когда-нибудь сможет вспомнить, как и почему он упал на землю.
Кельда перевернула последний стул вверх ножками и бросила половую тряпку в деревянную кадушку с водой. Посетителей в таверне уже не было, настало время уборки. Слышалась негромкая ругань Тенни, выкатывающего на улицу пустые бочки из-под зля. Тыльной стороной руки Кельда поправила волосы, выбившиеся из-под стягивающей голову ленточки. Сегодня она устала больше, чем когда-либо. Ноги гудели, руки болели от тяжелых подносов, заставленных наполненными элем кружками. До такой степени она не уставала даже в деревне во время уборки урожая.
В горле у нее пересохло. Горькие слезы сами собой брызнули из глаз. В этом году в ее родной деревне уборки урожая не будет, как не будет и самого урожая. Не будет и в следующем году. Недавно кто-то из посетителей мрачно сказал:
«В долину пришла чума. Чума, принесенная драконами».
«Нет, – думала сейчас Кельда, – не драконами, всего одним драконом, – и одного было вполне достаточно». Она снова вспомнила, как дракон безжалостно уничтожил в долине все живое, и вздрогнула.
Услышав звук открывающейся двери, Кельда обернулась, она решила: пришел какой-то припозднившийся постоялец гостиницы, что была над таверной. Однако это пришел друг того странного молодого человека, что метнул сегодня нож в ее поднос. Эльф увидел, что она пытается поднять кадушку с водой, быстро пересек зал и взял кадушку из ее рук.
– Дай-ка мне, – сказал он, – куда ее поставить?
Кельда показала на длинный помост:
– Спасибо тебе.
Она снова принялась за мытье, Облокотясь на стойку, эльф смотрел, как Кельда работает.
– Бар закрыт, – сказала она, не поднимая глаз.
– Я знаю. Я не ищу, где можно что-нибудь выпить, я ищу, где Хаук.
– Кто?
– Хаук. – Тьорл слегка улыбнулся и махнул рукой, как бы бросая нож.
– Ты с ним разговаривала сегодня вечером. А потом ты его больше не видела?
– Нет. – Кельда отмывала липкое винное пятно на полу.
– Похоже, ты и видеть-то его больше не хотела бы…
Она быстро взглянула на эльфа. Хаук ступал твердо, как медведь, а движения его друга были быстры и легки, как у оленя. Кельда не могла бы даже и приблизительно сказать, сколько ему лет, – не так уж и часто встречалась она с эльфами.
Кельда спросила, как его зовут, и он ответил коротко:
– Тьорл.
– Твой друг, поговорив со мной, тотчас ушел из таверны.
– И он не вернулся за мечом?
– Он отдал его мне.
– Ну да, конечно. Когда Хаук выпьет лишнего, от него можно ожидать всего, чего угодно.
Кельда вдруг подумала: «Столь красивый меч вполне мог принадлежать кому-нибудь из вождей эльфов».
– Этот меч, он твой? Хаук сказал мне, что он поставил на него. Но…
– Нет, это его меч, не беспокойся. Он – меченосец. А я – лучник. Если мне и нужно еще какое-нибудь оружие, то только нож. – Тьорл улыбнулся. – Это я учил Хаука метать ножи.
– За этот меч можно купить полгорода.
– За него можно купить и весь город или даже два таких, как этот. Так, значит, Хаук не вернулся за мечом?
– Нет. Меч у меня.
Когда Хаук ушел, Кельда унесла меч в кладовку, завернула в мешок из-под муки и спрятала его между бочками старого вина. Это было лучшее вино Тенни, и никто, кроме него, не имел права прикасаться к этим бочкам; а сам Тенни сегодня ночью к ним наверняка не прикоснется.
Она весь вечер думала о мече, о золоте и сапфирах на его рукояти. Может быть, она и хотела бы продать меч, а потом уйти из города… Но куда ей было идти?
– Отдать меч тебе?
Тьорл задумался:
– Ты действительно хочешь отдать его мне?
– А что с ним делать?
– Продай кому-нибудь.
Кельда покачала головой:
– И что потом?
– Не знаю. Уйдешь отсюда.
– Некуда мне идти. Моя семья… Все мои родные убиты. Кто же отважится ныне ходить один по стране? И мне, конечно, не следует этого делать, особенно если вместо меча у меня будут деньги. – Она посмотрела на него в упор. – Кроме того, это меч твоего друга. Почему ты хочешь, чтобы я продала его?
