Грэм Макнилл - Зубы Урсуна
– Но из чего он стрелял? Снаряд пробил целую пядь[2] выдержанной древесины, и силы его еще хватило, чтобы убить человека. Какое оружие, кроме пушки, способно на такое?
– Из тех, что может держать в руках человек, – никакое, это точно, – сказал Каспар. – Даже новые хитроумные изобретения альтдорфской Инженерной школы не настолько мощны.
– Повсюду тебя сопровождают неприятности, – заметил Пашенко.
– Мне ли не знать, – согласился Каспар, когда два чекиста подняли Кажетана и повели его в подземные темницы.
– Смею предположить, ты пока останешься здесь, посол.– Пашенко встал и принялся приводить в порядок форму. – По крайней мере, пока мои люди не убедятся, что тот, кто напал на тебя, кем бы он ни был, не бродит где-то рядом, дожидаясь, когда ты появишься на улице.
Каспар тоже встал и кивнул, хотя, глядя на удаляющегося Кажетана, он почувствовал, что, какова бы ни была цель этой атаки, главной мишенью служил не он.
VНочи в борделях всегда оживленные, они наполнены мужчинами, боящимися умереть и доказывающими, что они еще живы, самым древним из всех возможных способов. Чекатило обычно не затруднял себя посещением главного зала, но сегодня он отчего-то решил выпить и покурить среди простого народа. Большинство собравшихся здесь были выходцами с севера и знать не знали, кто он такой и как его зовут, но боялись его все, поскольку за креслом Чекатило стояла впечатляющая фигура Режека, не оставляющая сомнений в том, что с этим человеком шутить не стоит.
Чекатило наблюдал за толпой, видя в каждом лице одно и то же болезненное отчаяние. Вот мальчишка, вряд ли нуждающийся в бритве, с энтузиазмом и восторгом совокупляется с женщиной в красных шелках и мехах. Рядом мужчина, похожий на юнца как две капли воды, достаточно старый, чтобы быть его отцом. Чекатило догадывался, что отец сделал сыну последний подарок: если сын умрет, то умрет мужчиной, а не мальчиком.
Подобные патетические сцены разыгрывались по всему борделю: сюда стекались старики, желающие унести в следующую жизнь сладкое воспоминание, юнцы, чье существование было одним долгим капризом, и те, кто уже приготовился к тому, что жизни больше нечего им предложить.
– Такие места воняют поражением, – пробормотал Чекатило себе под нос – Чем скорее курганцы сожгут город дотла, тем лучше.
Наблюдая за разворачивающимся перед ним парадом человеческих страстей, убогости и страдания, он все больше убеждался в правильности своего решения покинуть Кислев. Чекатило не питал великой любви к своей стране, ее суровая природа и провинциальность душили этого честолюбивого человека. Мариенбург, космополитичный Мариенбург с его суетливыми доками – вот отличное место для него. Чекатило заработал в Кислеве немало денег, но, вне зависимости от того, чем он обладает, ему никогда не избавиться от своего происхождения. Уважение и почет – это для знати, а не для грязного крестьянина, ухитрившегося выволочь себя из дерьма сточных ям и унавоженных полей.
В Мариенбурге никогда не придется тревожиться из-за морозных зим и набегов северян. В Мариенбурге он сможет жить как король, его станут уважать и бояться.
Он невольно улыбнулся этой мысли, хотя, как сказал Режек, до Мариенбурга путь долог – через Талабхейм, к Альтдорфу и наконец, на западное побережье. Ему понадобится помощь, чтобы добраться туда в безопасности, но он точно знал, как и где ее добыть.
Дверь в бордель открылась, и Режек заметил:
– Так-так, смотри-ка, кто пришел.
Чекатило поднял глаза и ухмыльнулся, увидев Павла Коровица, подрагивающего и сбивающего снег с тяжелых сапог.
– Павел Коровиц, чтоб мне провалиться, собственной персоной, – рассмеялся Чекатило. – А я думал, он больше никогда сюда не заявится.
– Коровиц? – хмыкнул Режек. – С тех пор как он приходил умолять тебя помочь послу, он бывает здесь каждый день, до рассвета лакает квас бутылка за бутылкой, а потом кое-как добредает до двери.
Чекатило увидел, что Коровиц заметил его, и в ответ на короткий кивок великана выдохнул кольцо дыма. А гигант добрался сквозь толпу до стойки и швырнул на прилавок пригоршню монет. Выхватив из рук бармена бутыль с квасом, Коровиц отступил к свободному столу и принялся топить горести в вине. Чекатило хотел было подойти и заговорить с ним, но отказался от этой идеи. Что он может сказать? Зачем попусту тратить на пьяницу слова.
В углу зала что-то мелькнуло, и Чекатило вздрогнул, когда нечто щетинистое коснулось его ноги. Испуганно взглянув вниз, он заметил лоснящееся, покрытое черной шерстью тельце, метнувшееся под его кресло.
– Чтоб тебя! – с отвращением выругался он, когда еще одна крыса размером с небольшую собаку присоединилась к первой. – Режек!
Но еще до того, как выкрикнуть имя помощника, Чекатило увидел много крыс – десятки, сотни крыс, серым кипящим морем выплескивавшихся из своих невидимых нор и затопляющих его публичный дом. Секунду спустя раздались вопли – хищники атаковали людей, набрасываясь на них клубящейся пищащей массой и впиваясь в обнаженную плоть бритвенно-острыми зубами.
Чекатило вскочил с кресла, перевернув его. Режек наступил на одну из крыс, ломая ей хребет. А главарь преступного мира Кислева в ужасе попятился при виде юноши, повергнутого весом насевших на него грызунов, с кровавой маской вместо лица, от которой крысы жадно отрывали длинные полоски мяса. Мужчины и женщины извивались на скользком от крови полу, не в силах поверить в случившееся с ними.
Какой-то голый человек бился с двумя крысами, пока остальные грызли и царапали нижнюю половину его тела, добираясь до костей. Одной твари он раздробил череп о стену, но другая прыгнула с лестницы и вонзила зубы в его шею, разрывая мощными челюстями артерию. Хлынувший из раны алый фонтан забрызгал стены, человек упал, а запах его крови еще больше разъярил животных.
– Идем! – рявкнул Режек, толкнув Чекатило к двери, ведущей во внутренние покои.
Крики и стоны наполнили пространство, смешиваясь со звоном разбивающегося стекла, треском ломающейся мебели и крысиным писком. Сотни черных тел мчались по комнатам и коридорам борделя, словно направляемые каким-то злобным разумом, вереща и щелкая зубами, режущими почище ножей.
Обезумевшая, бессмысленно молотящая руками женщина, подвергшаяся нападению крыс, смахнула с подставки на стене лампу. Та упала и разбилась об ее голову, выплеснув горящее масло. Женщина закричала, когда голодное пламя начало пожирать ее одежду, и заметалась по комнате, поджигая мебель, разлитый спирт и посетителей публичного дома. Огонь взревел, распространяясь по помещению с дикой скоростью.
