Юлия Латынина - Колдуны и министры
– Расак! Ты не можешь исполнять обязанности Иршахчана, у тебя человеческое лицо!
После этого о рыбках забыли. Расак вернулся к компании, и главарь посадил его на колени. Он разломил гуся и поднес его Расаку, но тот не стал есть гуся, а сунул его за пазуху. Тогда Харрада вытер свои руки о волосы Расака. Расак зарделся от радости.
Государь был растерян и подавлен. Он читал в старинных книгах, что на таких вот дружеских угощениях горожане читают стихи и любуются священными рыбками, плещущимися в светлых струях пруда, а тут… Он опять дернул Доха за рукав и смущенно прошептал: «Бога ради, пойдем, мне неприятно». Дох усмехнулся и молча пошел за государем к выходу из харчевни.
Проходя мимо пруда, Дох спрыгнул в воду и, один, поволок на место каменного государя с лицом мангусты.
– Ну, силища! – восхитился главарь.
Расак, вспыхнув, вскорчил с его колен и побежал к юноше, назвавшемуся Дохом. В руках его мелькнула тонкая бечевка, укрепленная меж двух костяных палочек, – Расак накинул эту бечевку на шею Доха и стал его душить. Дох выпустил статую и ушел с головой в пруд. Варназд бросился на помощь товарищу: его подхватили под локти.
В следующую секунду руки юноши взметнулись из пруда, словно выныривающий баклан, и сомкнулись стальной хваткой на шее Расака. Тот, кувыркаясь, полетел в воду. Дох одним прыжком вскочил на бортик, сдернул с шеи удавку, сунул ее в рот, разорвал зубами и выплюнул в лицо выскочившему из воды Расаку. Расак засопел и вытащил из сапога короткий меч с рукоятью цвета морковки.
Безоружный его противник отпрыгнул назад, – и тут ему под носок попала одна из императорских рыбок, выплеснувшаяся из-за драки на траву. Юноша по имени Дох взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и упал глазами вверх. Расак прыгнул ему на грудь и занес меч. Государь страшно закричал.
Незнакомец левой рукой перехватил руку Расака, а ногою ударил его в грудь. Меч выдернуло из руки Расака, словно гвоздь из гнилой доски. Расак пролетел в воздухе и шваркнулся о ножку стола. Ножка подломилась, и кушанья всех четырех сортов и пяти видов посыпались наземь.
Дох подпрыгнул спиною и вскочил на ноги. Служанка истошно орала. По саду уже бежали парчовые куртки. Потасовка улеглась. Главный в компании, Харрада, щурясь, тыкал пальцем в государя и Доха:
– Эти двое утопили в пруду государеву статую… Мы хотели им помешать.
– Документы!
Государь похолодел. Он вспомнил, что документы как-то всегда брал Нан, и что документов нет. Он представил себе, совершенно отчетливо: утренний прием. Зала Ста Полей. Один писец шепчет другому писцу: «Вчера государь буянил в городе, переодетый, утопил статую предка; рядом случилось пятеро юношей – они-то и отправились в каменоломни за святотатство».
– У меня нет документов, – сказал Варназд.
Дох, новый знакомый, молча протянул свои. Стражник весело ухмыльнулся. Государя и Доха подхватили под локти. Харрада, главный в компании, упер руки в серебряный пояс и попросил показать ему документ Доха. Стражник с поклоном передал лопух.
– Да, тут действительно, кажется, описка, – промолвил главарь, – но ее можно исправить.
Он вынул из рукава, не считая, пачку «розовых», вложил в лопух и вернул обратно. Стражник закрыл и раскрыл лопух. Деньги исчезли. Стражник почтительно возвратил лопух Харраде, ярыжки повернулись и вышли. Дох потянулся за своим документом. Харрада засмеялся.
– Как тебя зовут на самом деле? – спросил он Доха.
Юноша молчал.
– Сколько ты заплатил за этот лопух?
– Десять «розовых».
Харрада расхохотался:
– Друг мой! Тебя надули, такая работа не стоит и трех!
Государю стало горько. Два часа они с Дохом говорили, и о «наставлениях Веспшанки», и о «море поучений» и о стихах Ашонны… А о своей беде – или преступлении – Дох, стало быть, не сказал? Или он, Варназд, не так спрашивал?
Меж тем Харрада обнял Доха, подошел к столику, с которого служанка еще не убрала чашечек из-под бобов, и ударом ноги опрокинул столик на землю.
– Великий государь Иршахчан! Если он такой великий – чего он кормит тебя бобами? Садись ко мне – я накормлю тебя мясом!
Так государь Варназд и белокурый юноша, который, как читатели уже догадались, был тот самый Киссур, что утек из городской тюрьмы, подсели к веселящейся компании. Стол был, как говорится, лес мяса, пруд вина. Прибежали девочки, плясали на руках. Потом опять пили. Варназд чувствовал себя счастливым. «Интересно, арестовали уже Нана или нет?» – подумал он, и с досадой вспомнил, что покинул дворец раньше, чем Ишим принес перебеленный указ на подпись. А без подписи арестовать не посмеют, на все этим чиновникам нужна бумажка.
– А почему стражники меня отпустили, – спросил новый знакомый, – если распознали подделку?
– Бедные люди эти стражники, – сказал главарь Харрада, – им казна уже третий год не платит, – денег нет.
– А на что ж они живут? – изумился государь.
– А честные люди сложились и платят, – ответил Харрада.
– Вы воры? – спросил государь.
– Друг мой, – наставительно произнес Харрада, – зачем обижать людей кривыми именами? Положим, у кого-то отняли имущество. Если отнял чиновник, это называется конфискацией, а если отнял простой человек, это называется воровством. А какая разница?
Новый знакомый вмешался в разговор:
– Разница в том, что следует за чем. Кража – это когда отбирают чужое. А конфискация – это когда отбирают украденное.
– Друг мой Дох, – захохотал Харрада, – ты пришел к определению справедливого вора, ибо первыми воруют чиновники и стяжатели, а мы, действительно, грабим лишь награбленное.
Часа через три компания покинула харчевню и пошла берегом канала. Уже темнело. Над водою вставал золоторогий месяц, по воде плыли льдинки и рыбьи кости. У далекого островка в дельте реки, впадающей в канал, разгружалась баржа.
– Вот, – поднял руку Харрада, – показывая на баржу, – истинные воры.
– А что там? – спросил государь.
– Загородная усадьба первого министра Ишнайи, – ответил Харрада.
– Это та, где раньше был храм Шакуников? – спросил юноша, назвавшийся Дохом. Глаза его засверкали, как два раскаленных пятака, и он так и вытянул шею, вглядываясь за реку.
– А ты что знаешь об этой усадьбе? – подозрительно уставился на незнакомца Харрада.
– Я слыхал, что главный колдун шакуников, Даттам, время от времени вылазит из своей могилы на этом острове, и уже загрыз несколько глупцов, совавшихся к нему с неуместными вопросами. На могиле колдуна вырос страшный тополь, но как только чиновники приходят рубить запретное дерево, оно оборачивается репейником или терном.
– Глупые выдумки, – живо перебил его один из воров, – колдун действительно бродит на острове по ночам, а что касается тополя над его могилой, – это самое обыкновенное дерево: просто министру из гордости не хочется его рубить, и при каждом земельном обходе он приказывает чиновником, чтобы тополь внесли в ведомость как репей или там сливу.
