Оксана Демченко - Мир в подарок
Слова падали монотонно. Было видно, какой болью даются они Риану. Иногда он надолго замолкал и безнадежно смотрел на Змея, струящегося с гор. Словно искал поддержки. Таким был Радужный и две сотни лет назад — радостным, прекрасным, живым. Только он и остался от прежнего мира. Он и Риан… Сколько же лет, вернее, веков, загадочному хранителю? Друзья уходят по ступеням, а он по-прежнему здесь, на пороге, один. Живая память. И боль.
Я не сомневалась — он помнит их всех, не только по именам, помнит до последнего слова, жеста, душевного порыва. Помнит детьми, беззаботными подростками, побеждающими беды юными героями, счастливыми родителями, усталыми путниками, умудренными жизнью стариками…
— Пока одни уходили, а другие приходили, было легче? — спросила я почти нечаянно.
— Когда ушла последняя снавь, я умер, — тихо ответил он. — За гранью жизни им память не нужна. Она всегда для тех, кто здесь, в мире. Я учил, выслушивал, утешал, лечил, мирил, ругал, кормил, рассказывал сказки, спорил… Поколения менялись, но продолжалась жизнь. А последние сто девяносто семь лет я молчал.
— Ты был всегда?
— Нет, вот ужас-то, как можно такое подумать! — он чуть усмехнулся. — Просто давно. Мы, долгожители айри, в мир людей почти не ходим. Только хранитель живет здесь, да еще его ученик, когда приходит пора сменяться и находится новый хранитель. Мы живем рядом, высоко в горах Змеиного кряжа. Правда, люди туда не могут попасть. Даже снави. Так устроен мир, мы очень разные.
Я набрала воздуха в грудь и рассказала ему про эльфов. Риан тут же гордо продемонстрировал свои уши, — совершенно нормальные, человечьи. Потом запретил мне называть его Альвом и наотрез отказался петь. Голос, мол, это не самое сильное из его качеств. А еще открестился от магии. Нет, Релат — мир обыкновенный, страшных ведьм (кто такие?) и могучих магов-волхвов (ну что за детские сказки, Ника!) тут не водится. Колдовских источников, волшебных палочек, единорогов — тоже нет. И без того интересно живут.
Странный эльф. И все же… что-то такое в нем чувствуется определенно эльфийское.
Хотя бы этот живой внутренний свет и бесконечная доброта.
Радуясь возможности ненадолго уйти от страшной истории, которую мне еще предстояло дослушать, а ему — дорассказать, мы деловито перебрали прочие признаки толкового эльфа. С долей раздражения Риан признал, что из лука люди стрелять не умеют по определению, видят плохо, гибкостью не обладают. Потом мы неосторожно затронули тему врачевания ран и живучести. С чем и вернулись к истории рода Карн.
— Как один безумец мог разрушить жизнь целых народов? — я недоверчиво пожала плечами — Он же утратил дар. Не мог не утратить!
— Именно. Увы, произошедшее в значительной мере вина, а точнее ошибка, Сиртэ.
Снавь отдала ему светоч души, из которого безумец соорудил то, чем владеют все его последователи, видьи огня, названные по избранной Жи для покорения стихии.
Это сейчас их так кличут… Раньше именовали Обугленными и еще Окаянными. Он научился выпивать силу снави против ее воли, а потом научил других. Дальше — хуже. Обнаружилось, что, не получая долго поддержки от чужого дара, Окаянный стремительно слабеет. К тому же взятую без спроса силу крайне трудно контролировать в присутствии яростной и неукротимой первозданной огненной стихии — солнца. Обугленными их прозвали, когда несколько учеников под полуденным солнцем буквально сгорели после казни снавей, не совладав с украденным даром. С тех пор они надежно прячутся от прямых лучей и стараются ясным днем не бывать на улице. Но — вернемся к истории, как это ни тяжело.
Гибель Сирте для мира не прошла бесследно.
В горах разразились чудовищные ураганные ливни. Сползли селевые потоки, накрывая деревни на склонах. За Золотым морем, у границы песков, наступила затяжная сушь.
Всем было чем заняться. Близ Радужного, как назло, не прошла дорога ни одной снави, я сам уехал к айри, были срочные дела. Почти год никто не знал о страшной смерти на алтаре. Мир вокруг Окаянного словно оглох и ослеп.
За это время Атирас-жи принял княжество под свою руку после внезапной и очень своевременной, если вдуматься, кончины дяди. Пригласил в столицу одаренных детей, повелев искать их по всей стране. Одни стали его учениками, все добровольно.
Обиженные. Он соблазнял их властью, славой, силой, страхом и лестью… чего только не обещал. Другие погибли, напоив силой окаянных. Им никто ничего не обещал.
Когда все выяснилось, князя попытались вразумить, даже вылечить. Никто не мог представить, сколь холодным и логичным окажется безумие, а точнее бессердечие.
Душа сгорела, а мозг работал. С каждой жертвой сила его росла. Сила, не способная вызвать дождь, остановить наводнение, вылечить лес, очистить реку, спасти умирающего человека.
Зато отменно приспособленная для боя и разрушения.
Бесполезно был потерян год в неведении, следующий прошел так же бессмысленно.
Лишь к исходу третьей зимы удалось осознать всю тяжесть происходящего. И было уже поздно.
С двух сторон, с востока и юго-востока, огненные рвы отгородили земли рода Карн от мира степи. Остался лишь узкий проход близ Радужного. Здесь последних снавей ждал Атирас-жи, успевший подготовить немало окаянных и собрать армию Карна. Все было кончено за несколько дней.
От древних лесов шумевшего здесь некогда Утреннего бора остались только обгоревшие стволы. Последних пленных снавей собрали на том самом алтаре, с которого все началось, некогда воздвигнутом для спасения жизни тяжело больных.
Выкачивая их дар, князь совершил страшное: обрушил горы на юго-восточном выходе из ущелья, перегородив русло Рельвы и расплавил камень западного склона, открывая новую дорогу воде. Подножье гор стало гнилым болотом, где поселился Черный мор — так теперь звали это чудище, вызванный силой окаянных дух болезни, вечно жаждущий новых жертв. Ни одна снавь, даже если бы и уцелела хоть единая, не смогла бы пройти высшее посвящение, слившись с Радужным. Первая же ночь внизу стала бы для нее последней. Ты знаешь сама, как это выглядит…
Дальше все рушилось уже необратимо.
Рельва исчезла, бурные воды потекли в Карн, едва не смыв столицу, заранее заслоненную дамбой, а степь познала страшную и нескончаемую засуху. Золотое море исчезло — на его месте теперь мертвое потрескавшееся дно. Сплошная звонкая спекшаяся корка. Это произошло за неполных десять лет!
Илла вымирали стремительно, араги оказались прижаты к горам, где осталось хоть сколько-то воды. И тогда этот демон объявил, что даст степи напиться — немного, но достаточно для наполнения широкого каменного желоба, который спекут из песка окаянные по старому речному руслу. Правда, придется поклониться Карну. Араги и илла признают себя вечными данниками и будут ежегодно платить за право выжить.
